Сила оружия - Иван Магазинников Страница 43

Пока мы шли по коридору, я успел прочитать на бэйджике имя своего спасителя, которое уже успел подзабыть. Ага, значит, Рашид Гасанович, приглашенный эксперт-историк.

Забавно. Зачем приглашать преподавателя по истории на выставку современного художника? Или это то самое?

— Не думал, что вы интересуетесь подобным… искусством, — озвучил я свои мысли, указывая на какое-то жуткое сочетание пятен, называемое «картиной».

— Ах, вы об этом? Нет, конечно нет, — рассмеялся историк, — Презабавная гадость, но до средневековых пыток все же не дотягивает, хотя глазам от нее и больно. Сейчас, например, вы смотрите на «Нерождение будильника».

Уф, значит, меня не ждет лекция о гениальном мастере, опережающем свое время.

Картина, возле которой мы остановились, представляла из себя мешанину из белых и желтых пятен условно круглой и овальной формы. Эти кляксы налезали друг на друга в причудливом танце, но ни смысла, ни композиции мне в этом хороводе уловить не удалось.

— А вы отойдите к противоположной стене, — посоветовал Рашид Гасанович, — сам-то я уже староват бегать туда-сюда, но близорукость тут даже помогает.

Я послушно сделал несколько шагов назад. Крупные мазки на отдалении воспринимались уже получше, и действительно начали сливаться в какое-подобие композиции.

— Яичница?! — наконец, до меня дошло.

— Именно!

— Хм… А разве можно по яйцу узнать, вылупится из него петух или курица?

— Это нужно спрашивать у самого автора, но он еще не приехал.

— Так вы все же из поклонников?

— Я? Упаси Аллах! Просто мне сын одного коллеги прислал приглашение, ну и вот, — историк щелкнул по висящему на груди бейджику, — Могу, как говорится, не только смотреть… А вы, Бонифаций Петрович, какими судьбами? Расширяете свой кругозор в области современного искусства?

— Если бы, — я притворно вздохнул, — Все пытаюсь найти работу, вот и присматриваюсь, то тут, то там. Городок мне ваш приглянулся, и домой ну совсем не тянет… Вот…

Я старательно прикрыл пальцами компрометирующие имя и фамилию, и показал свое удостоверение искусствоведа. Хорошо хоть, что оно оказалось на русском и английском.

— Ага. Понятно-понятно, — закивал, напоминая китайского мудреца-болванчика, старик, — Так, может, переговорите с Анатолием?

— Это ваш коллега?

— Нет, — Рашид Гасанович махнул рукой, — Сын его. Я так понял, он один из организаторов выставки. Что-то вроде мецената или продюсера молодых талантов.

Да ладно!

— А коллега ваш, простите, он кто? Тоже историк?

— Почти. Археолог. Ох, мы с ним в разных экспедициях не одну меру соли съели, пополам с песком и потом! Очень боевой, гхм, товарищ… Помнится, как-то отыскал он в арамейских землях остатки храма сасанидов — если, конечно, так можно назвать ту груду камней. Но кое-какие любопытные барельефы там сохранились, да. Так вот, знаете, что сделал Гоша, когда объявились какие-то дикие персы, и начали требовать убраться с якобы их земли?

— Даже и представить не могу.

— Начал бросаться в них скорпионами! Зачерпывал прямо горстями, и швырялся в несчастных иранцев!

— В персов, — поправил я его.

— Вряд ли, — засомневался профессор, — Для персов они были уж слишком молоды.

— А при чем тут возраст-то?

— Так ведь Персия стала Ираном в середине тридцатых. В тридцать пятом, если точнее. А в экспедиции мы были, дай Аллах памяти…

Слушать про Иран было не так интересно, как про скорпионов, поэтому я сменил тему:

— А где он их столько взял, ваш друг?

— Иранцев? Так ведь они сами пришли…

— Скорпионов.

— В кувшине! И вот тот уже точно был самым настоящим персидским!

— Тогда откуда они взялись в кувшине, да еще так много?

— Не знаю… — старик задумчиво почесал тростью кончик носа, — Может, мы его таким уже нашли?

— Без понятия, меня же там не было.

К счастью, его «увлекательный» рассказ не то об иранских персах, не то о персидских скорпионах был прерван появлением довольно импозантного молодого человека. Ну, как молодого — лет тридцати, может, чуть больше.

Одет он был в кожаные коричневые брюки в ковбойском стиле, с бахромой, остроносые замшевые туфли и в самый настоящий замшевый кафтан, прямо как на картинах — длинный, с отворотом, со стоячим воротником и петлями, подпоясанный кушаком …

Завершала образ тяжелая трость и круглые очочки, сдвинутые на самый кончик носа.

Прямо какой-то западно-дикий стрелец-удалец.

— Анатолий, мальчик мой! — обрадовался его появлению историк.

— Дядя Рашид, здравствуйте. Не думал, что вы так рано объявитесь. Разве занятия уже закончились?

— Так ведь уже все, никаких лекций, сплошные рефераты и дипломники.

Они обменялись размашистым крепким мужским рукопожатием, и «стрелец» наконец-то обратил внимание на меня, встав в картинную позу: ноги широко расставлены, между ними «воткнута» в пол трость, на которую он опирается обеими руками.