Путешествие к Арктуру - Дэвид Линдсей Страница 42

Поулкраб хмыкнул.

– Тебе есть над чем поразмыслить.

Последовала короткая пауза, которую нарушил Маскалл:

– Мое чувство неправильности этой жизни настолько сильно, что я могу покончить с собой.

Рыбак не ответил и не пошевелился.

Маскалл улегся на живот и, подперев голову руками, посмотрел на Поулкраба.

– Что ты думаешь, Поулкраб? Может ли человек, пребывая в своем теле, взглянуть на тот другой мир поближе, чем удалось мне?

– Я человек невежественный, а потому не могу сказать, странник. Быть может, есть много других вроде тебя, которые тоже хотели бы знать.

– Где? Я бы с удовольствием с ними встретился.

– Ты считаешь, что создан из одного теста, а все прочее человечество – из другого?

– Я не столь самонадеян. Быть может, все люди тянутся к Маспелу, но большинство этого не осознают.

– Не в ту сторону, – сказал Поулкраб.

Маскалл одарил его странным взглядом.

– Как это?

– Это не моя мудрость, у меня ее нет, – ответил Поулкраб, – но я только что вспомнил, что мне однажды сказал Брудвиол, когда я был молод, а он стар. Он сказал, что Кристалмен пытается превратить все вещи в одну и что куда бы ни маршировали его формы, пытаясь сбежать от него, они вновь и вновь оказываются лицом к лицу с Кристалменом и превращаются в новые кристаллы. Но этот марш форм (который мы называем «разветвлением») происходит от подсознательного стремления найти Суртура, только направлен не в ту сторону. Ведь мир Суртура лежит не по эту сторону от того мира, где началась жизнь, а по ту сторону. И чтобы попасть туда, мы должны вновь пройти через тот мир. Однако сделать это можно, лишь отрекшись от нашей личной жизни и полностью отдавшись миру Кристалмена. И это только первая часть путешествия, хотя многие добрые люди думали, будто на этом оно и заканчивается… Насколько я помню, так говорил Брудвиол, но я тогда был молодым и невежественным, а потому мог забыть слова, которые лучше бы объяснили, что он имел в виду.

Внимательно слушавший Маскалл продолжал размышлять.

– Это ясно, – сказал он. – Но что он имел в виду под тем, чтобы отдаться миру Кристалмена? Если он ложен, значит, мы тоже должны стать ложными?

– Я не спросил у него, и ты сам можешь ответить на этот вопрос не хуже меня.

– Очевидно, он имел в виду, что каждый из нас и так живет в ложном, личном мирке – мирке грез, аппетитов и искаженного восприятия. Приняв большой мир, мы точно не утратим истину и реальность.

Поулкраб вытащил ноги из воды, поднялся, зевнул и потянулся.

– Я рассказал тебе все, что знаю, – угрюмо произнес он. – А теперь дай мне поспать.

Маскалл продолжал смотреть на него, не отвечая. Старик неловко опустился на землю и приготовился ко сну.

Пока он устраивался поудобней, позади, со стороны леса, раздались шаги. Обернувшись, Маскалл увидел женщину, которая шла к ним. Он сразу предположил, что это жена Поулкраба, и сел, однако рыбак не пошевелился. Женщина подошла и остановилась перед ними, глядя на них с высоты своего немалого роста.

Ее одеяние было таким же, как у мужа, только больше прикрывало конечности. Она была молодой, высокой, стройной и потрясающе прямой. Кожу покрывал легкий загар, и женщина выглядела сильной, но совсем не похожей на крестьянку. Вся ее фигура дышала изяществом. Лицо было слишком энергичным для женщины, и она не была красивой. Три огромных глаза вспыхивали и сияли. Роскошная копна мягких светлых волос была забрана наверх и заколота, но так небрежно, что часть прядей падала на спину.

Когда она заговорила, ее голос оказался слабым, однако полным света и тени; казалось, в нем постоянно сквозила страстность.

– Прошу прощения за то, что подслушала ваш разговор, – сказала она, обращаясь к Маскаллу. – Я отдыхала за деревом и все слышала.

Маскалл медленно поднялся.

– Ты жена Поулкраба?

– Она моя жена, – ответил Поулкраб, – и ее зовут Глимейл. Сядь обратно, странник, и ты, жена, тоже садись, раз уж пришла.

Оба подчинились.

– Я все слышала, – повторила Глимейл. – Но не услышала, куда ты направишься, когда покинешь нас, Маскалл.

– Мне это известно не больше, чем вам.

– Тогда слушай. Есть лишь одно место, куда тебе следует отправиться, и это остров Суэйлоуна. Я сама отвезу тебя туда до заката.

– Что я там найду?

– Он может отправиться туда, жена, – хрипло вмешался старик, – но я не позволю тебе плыть с ним. Я сам отвезу его.

– Нет, ты всегда мне мешаешь, – взволнованно возразила Глимейл. – На этот раз я поеду. Когда Тиргелд сияет в ночи, а я сижу здесь на берегу и слушаю музыку Эртрида, едва доносящуюся через пролив, мне больно, я не могу этого вынести… Я давно решила отправиться на остров и узнать, что это за музыка. Если она плохая и убьет меня, так тому и быть.

– Зачем мне этот человек и его музыка, Глимейл? – спросил Маскалл.

– Думаю, музыка ответит на все твои вопросы лучше, чем это сделал Поулкраб, – и, возможно, неожиданным для тебя образом.

– Что за музыка может преодолеть столько миль над морем?

– Нам говорили, эта музыка странная. Не приятная, а болезненная. А человек, способный играть на инструменте Эртрида, сможет создавать удивительнейшие формы, которые будут не фантомами, а реальностью.

– Может, и так, – проворчал Поулкраб. – Но я бывал на острове днем – и что я там обнаружил? Человеческие кости, свежие и древние. Они принадлежали жертвам Эртрида. И ты, жена, туда не поедешь.

– Но прозвучит ли сегодня ночью та музыка? – спросил Маскалл.

– Да, – ответила Глимейл, пристально глядя на него. – Когда взойдет Тиргелд, наша луна.

– Если Эртрид своей игрой губит людей, сдается мне, пришла пора погибнуть ему самому. В любом случае я хотел бы сам услышать эту музыку. Но что до твоего общества, Глимейл, женщины на Тормансе умирают слишком легко. Я только что смыл с себя кровь другой женщины.

Глимейл рассмеялась, но ничего не сказала.

– Теперь поспи, – посоветовал Поулкраб. – Когда придет время, я сам тебя переправлю.

Он снова лег и закрыл глаза. Маскалл последовал его примеру, однако Глимейл осталась сидеть, поджав ноги.

– Что это была за женщина, Маскалл? – наконец спросила она.

Он не ответил, прикинувшись спящим.