Рижский клуб любителей хронопортации - Александр Долгов Страница 42

Варвару я уломал в пять секунд. Я же говорил, что ради меня она сделает все что угодно. Она отдавала мне мои шмотки прямо со слезами на глазах и просила обязательно вернуться до утра.

Вот дура! Еще на что-то надеется. Да по одному моему бравому виду и ежу понятно, что я не вернусь сюда ни за какие коврижки. Ну ладно, так и быть – пусть думает, что вернусь. Не будем расстраивать девчонку раньше времени:

– Варенька, к семи буду, как штык, – обнадежил ее я.

Было уже поздно, и я малость струхнул, что не дождусь трамвая и мне придется шлепать домой пешком. Но я дождался. Наверное, это был последний трамвай на линии. Он вынырнул из темноты, раскачиваясь на ухабах в разные стороны и весь светясь желтым огнем.

Трамвай был пуст, если не считать одной парочки – парня с девчонкой в хипповом прикиде. Мое появление вызвало у них неподдельный восторг. Для них я, наверное, был вроде дзен-буддиста, спустившегося с Гималаев для обращения всех смертных в свою веру.

– Хел-л-о-у, пипл, – сказал хиппарь и в знак приветствия вскинул вверх два пальца, – все в кайф?

– В кайф, – улыбнулся я и сел на деревянную скамейку поближе к окну.

В кайф-то оно в кайф, с грустью подумал я, а вот как мне провернуть задуманное дело – одному черту, наверное, известно.

Хиппи о чем-то весело переговаривались, заливаясь на весь вагон задорным беззаботным смехом. Потом зашуршали бумагой, и я почувствовал знакомый и мной очень любимый чесночный запах жареных беляшей. И тут я понял, как мне хочется есть. Я сглотнул слюну и стал думать о чем-то отвлеченном. Это удавалось с трудом. Еще бы! Разве это мыслимо, когда рядом с тобой за обе щеки уплетают аппетитные беляши? Словно поняв, о чем я думал, парень окликнул меня:

– Эй, чувак, держи хавку, – хиппарь отдал мне бумажный кулек, весь заляпанный жирными пятнами, и выпрыгнул с девчонкой из трамвая. За спиной у него висел рюкзак, на котором от руки корявыми буквами было написано ALL YOU NEED IS LOVE. Мой брат когда-то носил фирменную майку с такой же надписью. Я помню, у него еще были такие широченные вельветовые клеша, длиннющие – ниже лопаток – волосы, а по Невскому он ходил не иначе как босиком, за что имел несколько приводов в милицию.

Отец его всю дорогу пилил, ну прямо как теперь меня, и тянул одну и ту же волынку о престижном будущем, авторитетах и прочей муре. А у брата в ту пору был только один авторитет – Джон Леннон. На всех остальных он плевал!

Когда я добрался до нашего дома, предки уже спали. Во всяком случае, ни в одном окне не горел свет. Но подниматься наверх я не рискнул, потому что Макс, как всегда, восседал на батарее и читал газету допоздна – я увидел его темную тень на стене в окне лестничного пролета. Похоже, отец его опять снабдил прессой на всю ночь.

Жутко хотелось курить, но у меня с собой ничего не было. И даже не у кого стрельнуть – все давно дрыхли в своих «пещерах».

Не знаю, сколько мне пришлось ждать, пока Макс отвалит на чердак, но только, помню, замерз я как цуцик. Такой холод собачий стоял, что у меня вся задница примерзла к скамейке.

Наконец Максу надоело читать, и он двинул к себе на чердак. Я для верности выждал еще пяток минут, а потом по лестнице рванул наверх.

На мою беду входная дверь нашей квартиры оказалась на цепочке. Я на чем свет клеймил себя позором. Такого печального исхода я не предполагал. Неужели все полетело к чертям?

Стою я так перед дверью, чертыхаюсь про себя и вдруг… каким-то шестым чувством ощущаю, что я не один. Знаете, как это бывает? Неожиданно так сразу станет не по себе, и душа уходит в пятки. У меня все внутри разом оборвалось, потому что я точно знал, что позади меня кто-то есть. Я слышал его жаркое дыхание. Он дышал мне прямо в затылок.

Сердце у меня стучало так, словно хотело прорвать грудную клетку и вырваться наружу. От подмышек тонкой струйкой по бокам потек пот, и я почувствовал, как рубашка неприятно облепила спину. Я обернулся и, испугавшись, вздрогнул. Позади меня стоял… Макс.

– Погоди, малыш, – тихо сказал он, – ну-ка пропусти…

Макс мягким движением руки отодвинул меня от двери, потом снял с шеи тонкий шелковый шнурок, ловко накинул его на собачку, и дверь моментально распахнулась. Я даже не успел сообразить, что к чему. Ничего не скажешь – настоящий уркаган этот Макс! Знает свое дело.

Я стоял обомлевший перед дверью и даже не заметил, что Макса уже нет – он пропал так же неожиданно, как и появился.

Я прикрыл дверь и на ощупь двинулся в гостиную – зажигать свет для меня было подобно смерти. Я без труда нашел ключи от машины и заодно прихватил из бара около сотни «колов» – на первое время хватит, а там брат выручит.

Совесть моя была абсолютна чиста. Моих зажравшихся предков уже давно пора раскулачить. Пусть себе разъезжают куда им надо на персональной «Волжанке» моего высокопоставленного папашки.

На душе у меня было легко и радостно. Все получилось так, как я задумал. И это было чертовски здорово!

Я гнал тачку по утреннему пустому городу, и тут мне опять до смерти захотелось курить. Я глянул в бардачке, но там было пусто. Мне ничего не оставалось, как сбросить скорость и стрельнуть покурить у какого-нибудь прохожего.

Я ехал долго и неизвестно куда. Свернул в кривой проулок – на фасаде серого дома я успел прочитать, что это Вражеский переулок. Ну и названьице! Чего только эти ослы не придумают! И тут я нагнал какого-то забулдона, понуро плетущегося домой. Он был сильно под мухой, и я уже пожалел, что вышел из машины, когда, глупо, как все пьяные, засмеявшись, он достал из заднего кармана измятую пачку «Астры» и трясущейся рукой сунул мне ею под нос. Я терпеть не могу сигарет без фильтра, но делать было нечего, и я закурил.

Я стоял у тачки, смолил эту паршивую сигарету, и тут вдруг со мной начали происходить какие-то запредельные вещи, от которых мне стало совсем не по себе. Вы не поверите, но я почувствовал себя… нет, не так. Сначала было другое.

Я курил, и вдруг совершенно ни с того ни с сего у меня зачесались подушечки пальцев, а потом и ладони, словно они обсохли после морской воды и на них солью стянуло кожу. Я потер ладонями о рубаху, но странное ощущение зуда не пропадало. Тогда я внимательно посмотрел на свои ладони и не узнал их – из гладких с мягкой кожей они превратились в шершавые, все испещренные бороздами глубоких морщин.

Мне стало жутко. Я глянул вокруг себя. Уже светало. Но, черт меня дери, еще минуту назад окружающий меня мир казался пробуждающимся и светлым. Теперь все потускнело, сделалось серым, а я сам как будто смотрел на все это другими глазами – не поверите! – глазами старого, уставшего жить человека.

Мое сознание раздваивалось. Я чувствовал себя уже не тем, кем был на самом деле. Я бросился в машину к зеркалу и в ужасе отпрянул от него. От того, что я там увидел, впору было свихнуться! И я действительно сходил с ума.

Не в силах удержаться, я неотрывно следил за своим отражением, не узнавая себя. Присмотревшись, я все же осознал, что это был я, но только это был постаревший я – свалявшиеся полуседые волосы, обильно присыпанные перхотью, клочьями торчали на изрядно полысевшей голове. С каждой секундой я непрерывно изменялся, старея на глазах. Лицо сморщилось как печеное яблоко. Голова окончательно облетела и сделалась лысой.