Негатив. Том I - Павел Корнев Страница 42

— Чаи? Ну да, ну да… — проворчал Василь, но тему развивать не стал.

Постояли чуток, да и двинулись дальше. Ещё один вечер псу под хвост, только зазря мёрзли.

Всю первую половину следующего дня отрабатывали приёмы противоборства различного рода энергетическим воздействиям. Я на общем фоне отнюдь не блистал; инструктор глядел-глядел, а потом не выдержал и отозвал в сторонку.

— Трофим Фёдорович звонил, предупреждал на твой счёт. Ты же можешь лучше, так чего комедию ломаешь?

— Савелий Никитич! — Я даже руками развёл. — Мы же стандартные ситуации отрабатываем. Вот я и практикуюсь наравне со всеми.

— Ну-ну, — поджал губы инструктор и больше с расспросами не приставал.

После обеда снова поехали на патрулирование. Сегодня захватили ещё и окраинные районы, оттуда перебрались в горсад. Василь в новой обстановке чувствовал себя как рыба в воде, да и я мало-помалу втянулся и больше не смущался, не выдавливал через силу просьбу предъявить документы, а на возмущение и раздражение граждан реагировал куда спокойней прежнего. Впрочем, до успехов сослуживца мне в любом случае было далеко, тот как-то очень легко находил общий язык решительно со всеми и легко уходил от конфликтов, переводя всё в шутку. Я так не умел и сомневался, что когда-нибудь научусь.

Ещё и голова была другим занята. Планировал вообще с с дежурства отпроситься, но Варя снова не вышла, вот и ломал голову, как разговор на эту тему завести. Незадолго до пяти, когда мы вернулись к автомобилю, я набрался решимости и сообщил Зимнику о необходимости посетить врача.

Тот нахмурился.

— Ну и что ты предлагаешь?

Я немного помялся, но всё же сказал:

— Мне всего полчаса надо, господин лейтенант, не больше.

— Направление покажи, — потребовал Зимник, а, изучив листок, немного поколебался, но всё же сказал: — Ладно, курсант… Поехали!

У меня аж от сердца отлегло.

— Благодарю, господин лейтенант!

Перерыв на эти полчаса инструктор устраивать не пожелал и отправился присматривать за общественным порядком на пару с Василем. Ну а я побежал в больницу. Предъявил удостоверение вахтёру и пулей взлетел на четвёртый этаж. Дверь нужного кабинета оказалась распахнута настежь, изнутри несло запахом горелой резины и перекалённого железа, витал лёгкий дымок. Кто-то даже устроил сквозняк, открыв окно в конце коридора.

— Можно? — спросил я с порога.

— Петя, проходи! — позвала Лизавета Наумовна. — Иди к нам!

В кабинете оказалось две внутренних двери; в одной комнатушке суетились техники в синих рабочих комбинезонах, там то и дело вспыхивали яркие всполохи сварочного аппарата. Второе помещение было процедурной — в той, помимо Лизаветы Наумовны, меня дожидался молодой человек, с которым в прошлый раз ехал в лифте.

— Закрывай дверь, раздевайся! — скомандовала врач и попросила ассистента: — Владимир, отмерь унцию контрастного порошка.

Тот даже не пошевелился.

— При всём уважении, Лизавета Наумовна, не понимаю, почему мы должны принимать пациентов в обход очереди и в нерабочее время.

Я справился с последней пуговицей кожаного плаща, но снимать его повременил, не понимая, есть ли теперь в этом смысл.

Лизавета Наумовна выразительно изогнула бровь.

— Вы ознакомились с анамнезом пациента?

— Ознакомился. Случай чрезвычайно интересный, но и только. Неофициальный приём в нерабочее время это оправдать не может.

— Для интерна, Владимир, вы крайне невнимательны. — Голосом дамочки вполне можно было поцарапать стекло, до того неприятно он прозвучал; передёрнуло не только интерна, но и меня. — В противном случае не упустили бы того немаловажного факта, что это пациент доцента Звонаря!

Владимир судорожно сглотнул и попытался оправдаться:

— Но придётся отчитываться за расход диагностического порошка!

— Предоставьте это мне. Петя, не спи!

Я убрал плащ на вешалку, спешно стянул гимнастёрку и положил её на стул, сверху кинул тельняшку.

— Разувайся и брюки снимай.

Лизавета Наумовна указала на ширму, я ушёл за неё, избавился от трусов и обернул вокруг пояса простынку.

— Какие-то изменения в состоянии? Что-то беспокоит?

Я пожал плечами.

— Да нет. Вроде, нет.

— Владимир, приступай!

Интерн, который уже отмерил должное количество бурого порошка, взял чашечку с ним и потребовал:

— Избавьтесь от внутреннего потенциала и поднимите руки.

Я заколебался, поскольку стравливать в пространство четыреста тысяч сверхджоулей представлялось идеей не из лучших, а на розжиг алхимической печи попросту не было времени. Пришлось обратится к сверхсиле и начать усиленно тянуть её в себя, нейтрализуя внутренний потенциал, набранный после резонанса в противофазе. Ощущения это действо сопровождали до нельзя премерзкие.

Стоило только завершить приготовления, Владимир задействовал сверхспособности, и порошок невесомым облачком окутал мой торс.

— Повернитесь вокруг оси! Теперь войдите в резонанс. Быстрее!

Деваться было некуда, привычно уже дёрнул головой, и лампочки закружились в голове, зависли в режиме стробоскопа. Дальше тот прожёг брешь, через которую в меня сначала потекла, а затем и хлынула ледяным потоком энергия. Кожу начало припекать, словно обмотали горчичниками, я опустил взгляд и от удивления едва не вывалился из транса: порошок светился, и эти отблески свивались в яркий жгут проекции моего входящего канала.

— Не отвлекайся! — прикрикнула Лизавета Наумовна.

Я сосредоточился и вскоре уподобился Атланту, на плечи которого давил сам небосвод. Очень уж тяжко было удерживать в себе настоящую прорву сверхэнергии, так и распирало всего, на глаза слёзы навернулись, ногти до боли впились в ладони, ещё и зубами заскрипел. Отвлекусь — и сверхсила кругом расплескается, так по операторам шибанёт, что никому мало не покажется.

Не отвлёкся, не расплескалась. А затем резонанс подошёл к концу, жжение стихло, и Лизавета Наумовна холодно сказала:

— Благодарю, Владимир. На сегодня вы свободны. — Ко мне она обратилась лишь чуть более тепло: — Пётр, приводи себя в порядок и выходи.

— Сейчас, — хрипло выдохнул я, едва сдерживаясь, чтобы немедленно не сбросить излишки энергии. Удержался, сохранил самообладание.

Долго контролировать такую прорву пусть даже и разогнанной по организму сверхсилы не мог, поэтому лихорадочным усилием разжёг алхимическую печь и начал перегонять энергию в противофазе в обычную. Попутно шло взаимное погашение, и потенциал пошёл на убыль, но ломало меня при этом далеко не так сильно, как если бы тянул сверхсилу извне.

Вскоре окончательно полегчало, тогда кинул простынку на медицинскую кушетку и встал под душ. В отличие от грязи, порошок легко смылся водой, избавился от него без всякого труда. Потом вытерся, оделся и покинул процедурную. Интерна в кабинете уже не было, и я сказал расположившейся за столом Лизавете Наумовне: