Лжедмитрий. На железном троне - Михаил Ланцов Страница 41

Анастасия была дочерью греческого священника из Боснии, рожденная около 1590 года и захвачена в рабство совсем юной. Продана на рынке рабов, откуда и попала в гарем к своим пятнадцати годам. И сразу же привлекла внимание Ахмеда I, который дал ей имя Махпейкер, что значит «луноликая», отмечая красоту ее лица. А позже она обзавелась еще и именем «Кёсем», что означало ее как лидера, вожака. Властная и очень влиятельная особа не была матерью старшего сына Ахмеда, но родила ему множество детей и сумела этим грамотно распорядиться. Ее влияние при дворе быстро усиливалось. И если во время правления своего супруга она имела очень ограниченную власть, то вот потом… Фактически в 1621 году в Османской Империи правила именно Кёсем-султан ^[56], к которой очень уважительно относился малолетний Осман II. Даже несмотря на то, что она была его мачехой…

Женский султанат – совершенно удивительное явление в исламском мире, когда при формальном правлении мужчин, реальная власть была в руках их жен или матерей. Этот период длился целое столетие! Впрочем, конечно, власть женщин была весьма непроста по своей форме. Никаких должностей и явных прав для реализации своей амбиций они не имели. Ведь это исламское государство, мало того – суннитское, в котором юридическое положение женщины весьма неказисто. Однако степень их влияния на слабых и безвольных мужчин, правивших в те годы в Стамбуле, была столь высока, что и принято говорить о фактическом их правлении.

А посему именно к Махпейкер и пришли с донесением командиры, извещающие о новой трагедии. Ведь как идти к султану? Всем жить хочется, а новость кошмарная.

– Что ты мямлишь? Что там произошло? – Раздраженно поинтересовалась стройная, красивая и упругая, словно волчица, женщина тридцати лет. Ее не смогли подкосить даже многочисленные роды. Лицо было все так же прекрасно, движения мягки, изящны и экономны, а взгляд цепкий и внимательный. Она была воплощение природной, дикой, животной красоты, никоим образом, не напоминая нежную и пышную клушу, что считалась красавицей в те годы и на Востоке, и на Западе.

– Император, – нервно сглотнул, произнес мужчина.

– Что Император? И какой? Наши войска наконец взяли Вену? Чего ты так испугался?

О да! Кёсем-султан смогла недурно выкрутиться из ловушки, в которую Фердинанд II Габсбург ^[57] загонял Османскую Империю.

Священная Римская Империя, благодаря предательству потерпела страшное поражение под Белградом в конце мая, потеряв там не только огромное количество «московских» ружей, но и всю свою артиллерию, также, отлитую на Руси по «московскому» методу. Это радикально усилило Кёсем и ослабило Фердинанда. Причем и боя-то толком не было. До смешного.

Войско Фердинанда II насчитывало сто тысяч человек разных национальностей: различных германцев, сербов, хорватов, венгров, румын, чехов, итальянцев и прочих. Совокупно – более тридцати пяти языков и наречий. Так вот. Авангард его армии в лице небольшого конного отряда продвинулся ближе к Белграду в поисках османских войск. Их они не нашли, но столкнулись с группой цыган, предложивших солдатам освежиться. За символическую плату кавалеристы купили несколько бочек шнапса и стали утолять жажду. «Утоление жажды» затянулось. Увлеклись немного. А вечером туда уже подошла еще пехотная рота, которая, не будь дураками, потребовала всем солдатам своего состава хотя бы по кружке шнапса. Не, ну тоже устали. Тоже умаялись. Цыгане развели руками, сославшись на то, что шнапс у них был только для господ кавалеристов, а не для всяких там оборванцев. Пьяные в дребедень кавалеристы высоко оценили такую оценку и активно ее стали развивать. Затеялась перебранка, в ходе которой со стороны кавалеристов кто-то выстрелил в пехотинцев из пистолета…

В ходе этой вечерней стычки, трезвые и злые пехотинцы смогли изрядно накостылять пусть и лучше подготовленным, но сильно пьяным кавалеристам. Многих ранило или убило. Выбили, в общем, пехотинцы кавалеристов от цыганского обоза и дорвались до шнапса. Уже бесплатно. Цыган-то и след простыл к тому моменту. А израненные остатки сильно пьяных кавалеристов дали деру.

Влетели в армейский лагерь. Вид израненных и шальных кавалеристов в ночи вызвал панику. Кто-то очень своевременно крикнул: «Турки! Турки!»

И что тут началось! Крики, драки всех против всех. Не видно же ни черта! Германские офицеры попытались навести порядок. Но их крики «Halt!» многоязычной паникующей толпой закономерно воспринимались не так, как нужно. Кое кому он слышался и как «Allah!» или того хуже. Кто-то догадался развернуть пушку и выстрелить из нее в толпу. Кто-то открыл загородку с сотнями кавалерийских коней, что стали носиться с безумным видом по всему лагерю… Весь лагерь в ночной темноте самоотверженно паниковал и воевал со своими же солдатами, будучи уверенным, что сражается против турок, ворвавшихся на позиции. Сам Фердинанд II едва спасся из этого дурдома ^[58].

Кёсем тогда распорядилась очень «щедро» наградить цыган, исправно выполнивших свою работу. Им без лишнего шума и огласки отрубили головы, обвинив в разбое. Чтобы никто не посмел рассказать о ключевых особенностях той ночи. А саму победу по державе объявили благодатью Аллаха, что смутил разум неверных. Впрочем, все серьезные люди знали, кто был дланью Всевышнего в этом смятении.

Так или иначе, но Фердинанд II потеряв огромную армию и массу дорогого вооружения, был вынужден отступить к Вене, которую османы и осадили. И все бы ничего. Да только в Южных Нидерландах, тех самых, что пока еще числились за Испанией, удивительно вовремя началось восстание против испанской власти. На стороне восставших выступили не только северные провинции, но и Англия с Францией. И сразу Филиппу II стало не до войны с османами. И австрийские родичи помочь ему ничем не могли, ведь в это самое время Фердинанд II, бешеным осликом метался по всем своим владениям в поисках солдат и оружия…

Более того. Этот новый кризис Габсбургов усугублялся и положением в Священной Римской Империи в целом. Ведь Фердинанд II Австрийский, как и его дядя Филипп II Испанский, страдал острой формой католичества головного мозга. А потому, едва вступив на престол, бросился искоренять ересь в своих владениях. Всего через несколько лет практически половина населения в его землях, было вынуждено покинуть их. Фердинанд поговаривал, как и его дядя, что лучше пустыня, нежели земля, населенная еретиками. То есть, теми самыми кальвинистами и лютеранами.