Великий герцог Мекленбурга - Иван Оченков Страница 41

– Эва, диво какое, – удивленно протянул тот, кого называли Онфимом. – Сколько лет живу, а такого не видывал. Немец и литвин детей спасли от душегубства.

– Чего же тут дивного, – возразил я ему, – в том, что люди, пусть и чужие для вас, себя как люди ведут, а не как звери дикие?

– Э, мил-человек, сейчас такие времена лихие, что и свои себя хуже зверей ведут!

– «Бывали хуже времена, да не было подлей», – процитировал я слова будущего классика.

– Как ты сказал, немец? Твоя правда, не было подлее времен.

– А это что дымит? – обратил внимание на столб дыма за болотом ничего не упускающий Казимир.

– Вот беда-то! – скрипнул зубами Онфим. – Добрались-таки супостаты до усадьбы. Эй, воинство, на конь! Вы с нами?

– Теперь, видать, да.

В окружающих болотах местные для своего удобства построили гати. Неприметные чужому глазу и хорошо известные местным, они делали доступными самые отдаленные участки. По одной из таких гатей и доскакали мы до спрятанной в болотах боярской усадьбы. Как выяснилось позднее, Иван Сусанин, то ли тот же самый, то ли полный тезка будущего спасителя Романовых, завел, как и предполагалось, людей Березовского в трясину, а сам ускользнул одному ему ведомыми тропами. Литвины, полагая, что семья проводника будет достаточной гарантией лояльности, крупно просчитались. Но, будучи людьми бывалыми, сгинули далеко не все. Части удалось выбраться и, как на грех, попасть на спрятанную в болоте усадьбу. Небольшое количество защитников там было, и какое-то время они держались, но, пока подоспела подмога, литвины почти всех уничтожили. Когда воины Онфима с гиканьем ворвались в усадьбу, бой уже почти кончился. Немногих остававшихся врагов изрубили, остальные вновь бежали в болота.

Кругом слышался плач, стоны раненых, многие обитатели усадьбы, оказывается, успели попрятаться, а теперь вылезали из своих убежищ. Некоторые поглядывали на нас с Казимиром недоброжелательно, но большинство просто устало скользили глазами и шли дальше к своему горю. В основном пострадали защищавшиеся с оружием в руках, но были и другие жертвы. Неожиданно из терема выскочила какая-то растрепанная девица и бросилась к небольшому открытому водоему рядом с усадьбой, можно сказать, пруду. К моему удивлению, никто не попытался остановить бедную девушку, лишь проводив ее глазами. Она же, пробежав по дощатым мосткам, с размаху бросилась в воду.

– Боярышню ссильничали, ироды, топиться побежала, – прошелестело между людьми, но вновь никто не сделал ни шагу.

– Э-э-э, вы что творите, мать вашу? – закричал я и тронул каблуками бока своей лошади. Простучав копытами по настилу, где только что бежала боярышня, я прямо с седла бросился в воду. Мутная вода с жадным хлюпаньем приняла меня и сразу захлопнула свою жадную пасть. Неведомо как я нащупал в воде девушку и отчаянно рванулся вверх. Достигнув поверхности, попытался вдохнуть, но жадное болото, маскирующееся под обычный пруд, не хотело отпускать свою добычу. Мне казалось, что уже конец, как вдруг я почувствовал чью-то помощь. Это Казимир, обвязавшийся найденными здесь же вожжами, кинулся мне на помощь. Я тащил утопленницу, Казимир меня, а его, в свою очередь, воины Онфима. Выбравшись на берег, я бросился к девушке. Увы, она уже не дышала. Часть окружавших нас смотрела на происходящее с какой-то тупой апатией и даже немного брезгливо, другие, наоборот, кинулись помочь, но, убедившись, что девушка не дышит, отстали. Однако я не собирался сдаваться. Припомнив занятия по охране труда, которые когда-то посещал, я, перекинув девушку через колено, выгнал воду из ее легких. Потом, положив на спину, стал делать искусственное дыхание. Эти мои действия уже привлекли людей, и они вновь стали собираться вокруг. Я же, не обращая на них внимания, продолжал попытки реанимировать боярышню. Казалось, все уже кончено, когда девушка, на которую все махнули рукой, будто бы поперхнулась и, выплюнув изо рта остатки воды, задышала. Я обессиленно опустился рядом с ней и, прижимая ее к себе, гладил по голове, приговаривая:

– Ну все, все…

Потом, подняв глаза, я с удивлением посмотрел на окружавших меня людей. В их глазах плескался ужас.

– Оживил утопленницу! Колдун! – слышалось отовсюду.

Казимир, похоже, тоже был под впечатлением от реанимации, однако встал между нами и остальными людьми, положив руку на рукоять сабли.

– Стойте! – закричал местным Онфим. – Ну-ка назад!

Выйдя вперед, предводитель местных настороженно посмотрел на меня и проговорил:

– Я много чего в жизни видел, но вот чтобы так утопленниц оживляли – не припомню. Ты кто, немец?

Объяснять что-либо в такой ситуации было делом совершенно безнадежным, поэтому я, вздохнув, вышел вперед и объявил:

– Всякий природный государь есть помазанник божий и тем от простых людей отличается, что его Господь пометил. Французский король одним прикосновением лечит золотуху. Германский император взглядом кровь останавливает, ну а я вот всего лишь герцог и такого не могу, однако утопленниц иной раз возвращаю к жизни, если то Господу бывает угодно. Нет в этом никакого колдовства или иной ворожбы, могу на том крест целовать.

– Ты что же это, природный государь? – недоверчиво переспросил Онфим.

– Я – великий герцог Мекленбургский Иоганн Третий, по-вашему великий князь. Род мой ведется от ободритского князя Никлота, и в своей земле я все равно что царь. Многие короли во многих странах со мной в родстве состоят.

– Хорошо, коли так, – усмехнулся Онфим. – А то я, про «природного государя» услышав, решил, что ты нам скажешь, будто ты царь Димитрий, чудесно спасшийся. А ты вот просто князь в неметчине. Как же ты к нам, такой красивый, попал?

– Судьба, как видно, такая. Видать, Господь решил тебе жизнь сохранить, воин. Боярин, поди, не похвалил бы тебя за то, что дочь его не уберег?

– Не трави душу, немец. И так не уберег, ты хоть и оживил девку, а только с порушенной честью ей одна дорога – в монастырь.

– С чего бы это, неужто она вам живая меньше мила, чем утоплая?

– Живая-то живая, да кто ее замуж-то теперь возьмет? Вот и выходит поруха чести боярской, а боярышне одна дорога – в монастырь!

– Да что ты заладил – в монастырь да в монастырь! Может, там и нет никакого урона? После болота ляхи, прямо скажем, квелые были, а девку чести лишить еще постараться нужно.

– Чего? Как это нет урона, – а чего же она топиться побежала?

– Чего побежала, а мало ли? Перепугалась, поди, на то она и девка. Вы вот что, найдите женщину бывалую, да вон хоть Никитичну. Она боярышню обмоет после болота, успокоит да и поглядит, чего и как. Вполне может быть, что и без монастыря дело обойдется, и ты без опалы останешься.

Онфим, бывший, как оказалось, приказчиком у местного боярина, ухватился за возможность реабилитироваться. Послали за Никитичной, истопили баню. Боярышня ждала приговора судьбы, тихонько плача. Когда появилась Сусанина, мы с Онфимом объяснили ей ее задачу. Старуха поохала, попричитала и резво взялась за дело. Но прежде чем она скрылась с боярышней в бане, я, улучив момент, тихонько спросил – есть ли в здешних лесах муравейники.