По обе стороны горизонта - Генрих Аванесов Страница 41

Через несколько часов я проснулся, чувствуя себя вполне прилично. Металло-тряпочная шапка прочно держалась на голове, надежно защищая меня от эфира, но сковывала движения. Я встал, подошел к шкафу и, пошарив в нем, нашел шапку-ушанку. Оторвал у нее подкладку и засунул под нее сетку. Снял с себя Серегино сооружение, при этом вал звуков снова обрушился на меня, но быстро надетая на голову ушанка, сразу остановила его. Пришел Серега, и мы начали обсуждать, как научиться пользоваться новым органом чувств, не подвергая себя избыточному риску. Решили, постепенно уменьшая размеры сетки, спрятанной в шапке, соответственно увеличивать доступ радиоволн к моей персоне. Из дома я вышел в шапке-ушанке с опущенными ушками. Осень еще только начиналась, и на меня посматривали с интересом, но, слава Богу, в России никого нельзя поразить видом человека в шапке-ушанке в любое время года.

Так я и стал ходить в шапке-ушанке, постепенно уменьшая в ней площадь сетки и привыкая управлять возникшим у меня в голове радиоприемником. От ночных уроков на время пришлось отказаться, так как принимать дам в постели, не снимая шапки-ушанки, мне казалось не очень удобным. Но процесс обучения шел быстро. Скоро я уже мог при желании выключить приемник без помощи сетки или настроить его на нужную мне волну. Мы проделали такую же операцию над Серегой и теперь с нетерпением и во всеоружии ждали, когда начнет работать его приемник. Это произошло вскоре, и его обучение пользованию им прошло гораздо менее болезненно, чем мое. Жизнь возвращалась в прежнее русло и казалась нам простой и очень интересной. Добившись результата, мы практически полностью забросили лабораторию, предоставив ей и ее сотрудникам жить своей жизнью.

Буквально через неделю после того, как Серега освоился со своим приемником, мы сделали новое открытие, которое ошеломило нас. В этот день я замешкался с какими-то своими делами, и Серега отправился в столовую один. Собравшись, наконец, я выглянул в окно. Из него хорошо была видна входная дверь в столовую, к которой он приблизился уже почти вплотную.

– Меня бы подождал, – сказал я мысленно, как мне казалось самому себе, но адресуясь к нему.

Тут я заметил, что Серега занервничал, вращая головой, как бы в поисках источника голоса.

– Подожди меня, – повторил я про себя, стремясь увидеть его реакцию.

Он явно понял, что происходит, повернулся к моему окну и помахал рукой. Я ждал от него другого ответа. Сразу после обеда мы разошлись по своим комнатам и начали осваивать телепатический канал. Он работал совсем не так, как речевой. Он передавал не слова, а образы. К этому трудно было привыкнуть, но мы сразу поняли главное: язык телепатического общения был универсальным. Он не требовал перевода!

Будничность обстановки, в которой мы еще раз взломали границу невозможного, нас потрясала. Никто не пел и не веселился. Радио и телевидение не превозносили нас до небес. К нам не приходили и не приезжали с поздравлениями. Впрочем, никто и не знал об этом «языке». Рассказать об этом мы были готовы только Генералу, но встречи с ним надо было еще дождаться, а пока мы решили держать все в тайне.

Открытие было потрясающим. Но тут к нам ворвались наши дамы и заставили вернуться к занятиям. Здесь мы сделали для себя еще одно открытие. Мы почувствовали, именно почувствовали, что любой язык несет в себе образы, которые создают идеальную основу для перевода с одного языка на другой. Беда только в том, что телепатический канал у нас с Серегой один на всех. Так что воспользоваться таким методом перевода пока некому.

Последующие события не дали нам детально изучить все открывшиеся нам возможности. Неожиданно мы получили приказ от Генерала срочно выехать в ГДР, в Берлин на конференцию по вопросам рыбоводства и рыболовного промысла. Вот уж не вовремя. Мы даже не могли обратиться к Генералу с просьбой отменить или отложить командировку. Это было технически невозможно. Андрея и Виктора от нас давно забрали. Теперь они сами были в больших чинах и почете и занимались вводом в эксплуатацию и надзором за рыбозаводами, в создании которых участвовали в качестве наших помощников. Мы же никогда даже не интересовались тем, как самим найти Генерала, если это потребуется. Он всегда находил нас сам, и мы считали, что так и должно быть. Оставалось только выполнять указание.

Снова возник целый ряд мелких трудностей бытового характера, которые можно было ликвидировать только в Москве. Наскоро попрощавшись с сослуживцами и нашими уважаемыми дамами и пообещав всем вернуться через пару недель, мы с Серегой отправились в Москву. Показались родителям, у которых, как ни странно, отыскались чемоданы, с которыми мы ездили в свою первую заграничную поездку много лет назад, и которые мы так и не вернули хозяину. Оставили деньги, которых у нас накопилось немало. Купили себе новые костюмы, для чего пришлось обегать весь город, и ранним апрельским утром 1973 года вылетели в Берлин.

Еще совсем недавно сама мысль о поездке за границу была бы для нас счастьем. Мы вспоминали свой первый вояж туда еще как тепло. Потом многие годы нам казалось, что это был первый и последний луч света в нашем секретном царстве. Оказалось, что не последний, но он был нам сейчас совсем ни к чему.

В самолете мы развлекались, обмениваясь информацией по телепатическому каналу. Такое общение продолжало оставаться для нас новым и интересным, мы и не заметили, как самолет совершил посадку.

Выходя из самолета, мы поняли, что чуть не треть его пассажиров были делегатами той самой конференции, на которую ехали и мы. Таможенные и паспортные формальности заняли считанные минуты. Нас встретили устроители конференции, усадили в автобусы, и мы покинули маленький и неказистый аэропорт Шенефельд, направляясь в центр города. Автобусы доставили нас на Александерплац, где нам предложили несколько часов погулять по городу. В Москве в это время весна еще только начиналась, а здесь была уже в разгаре, и мы с удовольствием бродили по чистенькому городу, в центре которого уже ничто не напоминало о войне. Только потом нам объяснили, что огромные площади, по которым мы шли, когда-то были жилыми кварталами. Однако, несмотря на прекрасную погоду, в этот раз заграница не произвела на нас большого впечатления. Город был такой же серый, как и Москва. В воздухе висел запах гари: дома здесь отапливались торфом и бурым углем. Дым стлался по городу и оседал на крышах и стенах домов, делая серым даже то, что изначально было какого-то другого цвета. Серой была и недавно построенная телевизионная башня, шпиль которой уходил в безоблачное небо. Башня была красивой, в этом ей не откажешь. Она скрашивала первое впечатление о городе. Красивыми оказались и прилавки магазинов. Ничего подобного в Москве не увидишь. Но по улицам ходили патрули в форме солдат и офицеров советской армии, и это вызывало гордость за нашу победу. Вряд ли они могли радовать своим видом немцев.

Конференция, в которой волею судьбы нам пришлось участвовать, не представляла для нас никакого интереса. Мы давно уже не занимались рыбными проблемами, но, как люди дисциплинированные, ходили на все пленарные заседания, а иногда участвовали и в работе секций. Во всяком случае, в день, когда должны были быть заслушаны наши доклады, мы оказались на месте. Наши доклады, сделанные в маленькой полупустой аудитории, заслужили жидкие аплодисменты, которых удостаивались и все остальные докладчики. Собственно, большего они и не заслуживали. Впервые присутствуя на подобном мероприятии, я все время ждал, что кто-то возьмет на себя труд обобщить мысли, изложенные в разных докладах, и на этой основе сформулирует задачи и направления дальнейших исследований или сделает что-то подобное этому. Но никто ничего подобного делать не собирался, и смысл всего этого действа остался мне непонятен. Я не поленился просмотреть материалы этой конференции за предыдущие годы, благо она была юбилейной, десятой. Обратило на себя мое внимание множество фамилий, повторявшихся в авторах докладов из года в год. Названия их выступлений, как правило, почти не менялись, что могло говорить и о стабильности самого направления, и об отсутствии прогресса в его развитии.