Магнатъ - Алексей Кулаков Страница 41

— Мм?!

— Хм-му!

Глаза буквально разъезжались в разные стороны, словно бы он уже успел хлопнуть стакан-другой самогона, а рот оказался забит какой-то вонючей тряпкой. Вдобавок его запястья были крепко (слишком крепко!) стянуты за спиной. Поворот раскалывающейся от боли головы и последовавшее за этим действом легкое усилие помогли обнаружить, а затем и опознать лучшего друга (а заодно и напарника по нелегкому сутенерскому ремеслу) Харитошу. А справа нашлось, так сказать, само орудие производства, маруха [33]Машка — это она отозвалась на его мычание своим. В данный же момент и друг, и сожительница очень напряженно смотрели куда-то вперед. Вернее, не куда-то, а на кого-то.

— Очнулся.

Услышав незнакомый голос, Федор встрепенулся, опять замычал от боли и принялся усиленно моргать, прогоняя из глаз тяжелую одурь. Где-то с третьей-четвертой попытки ему это удалось, и прояснившемуся взору открылись двое бородатых мужичков, одетых как преуспевающие лавочники. Вот только у лавочников обычно не бывает таких внимательных глаз. Да и плечи обычно поуже, а вот живот, наоборот, заметно шире… Лихорадочные размышления опытного «кота» (кто же это к нему припожаловал?) прервало появление третьего мужчины — подхватив по дороге стул, он поставил его примерно за сажень от обездвиженной троицы, плавно уселся и достал из кармана серебряную «луковицу». Подвесил прямо перед собой за цепочку и, равномерно покачивая, спокойно поинтересовался:

— Где хозяин этих часов?

— Мм!

Словно бы только сейчас заметив, что рот его собеседника занят чем-то посторонним, неизвестный легко поднялся, перетек поближе и коротко взмахнул неизвестно когда оказавшимся в руке ножом.

— Хмм!!!

Острое лезвие горячим ветерком рассекло тряпку, а вместе с ней и кожу на лице. А острие подцепило замусоленный и пожеванный комок и вытащило его изо рта — только для того, чтобы тут же кольнуть верхнюю губу.

— Отвечай тихо.

Присев обратно на стул (при этом нож исчез так, как будто его никогда и не было), человек мимолетным жестом огладил свою рыжую бороденку и разрешил:

— Говори.

Федор облизал враз пересохшие губы и просительно улыбнулся. Гости его на «деловых» людей были непохожи, а следовательно — имелся оченно даже недурственный шанс отбрехаться. Правда, и на полицейских фараонов они тоже не смахивали, но об этом он уж как-нибудь потом погадает.

— Ошибочка вышла, господин хороший, вот ей-богу — ошибочка! Я и часики эти в первый раз вижу. Вам, видно, наговорил кто-то на меня, так вы ж не верьте — мы ничем таким не занимаемся, у нас все по-честному, по согласию…

Допросчик коротко махнул рукой.

Ссших!

Тум!

Голова сутенера дернулась назад и резко полыхнула сильной болью в переносице. Прогоняя навернувшиеся слезы и хлюпая кровавыми соплями (а заодно наливаясь черной злобой), Чуркин пронаблюдал, как с его живота забирают нож, угодивший аккурат в кончик носа. Металлическим и очень даже твердым «пятаком» рукоятки.

— Три дня назад ты отдал часы своему брату, с тем чтобы он заложил их в ломбарде. Захар это сделал, взяв себе треть вырученных денег. Остальные две трети он передал тебе вчера утром.

Из кармана появились на свет металлическая змейка, тускло заигравшая на свету серебром, и небольшая коробочка, блеснувшая никелем.

— Этот браслет нашли в соседней комнате. Зажигалку — в твоем кармане. Где?

Вместо ответа Федор презрительно сплюнул. На душе было муторно до невозможности, но показывать это он не собирался — знай наших! И на каторге люди живут. Рыжебородый же на это даже и лицом не покривил — мимоходом распорядился зажечь печку, а потом просто взял да ушел. В соседнюю комнату.

…Пять минут спустя.

— МММ!!!

Сильная рука словно нехотя отпустила нос, а потом вытащила кляп, позволяя «коту» втянуть в себя сладкий и такой живительный воздух. В штанах было подозрительно сыро, в душе царил полный раздрай, но надежда на лучшую участь еще оставалась:

— Что ж вы, ироды, с невиновным человеком творите!.. М-мы!

— Ты ведь все равно не будешь говорить, правда? Тогда и я звать никого не буду — чего людей туда-сюда гонять, только расстраивать. Давай-ка лучше мы с тобой опробуем одну штучку, а?

…Еще пять минут спустя.

Странная двузубая вилка, соединенная гибким проводом с чем-то вроде телефонного аппарата, легонько ткнулась Федору прямиком под челюсть, и его тело тут же скрутило в спазме.

— Ы-ы-ы!!!

Все та же сильная рука примерно с минуту покрутила ручку, прикрепленную к ни разу не телефонному аппарату, и задумчиво зависла, выбирая — какую часть сутенерской тушки опять познакомить с электричеством.

— Уы-ы! М-му!!!

— Может, еще немножко потерпишь? Ну совсем чуток? А я тебе за это отличную работенку подкину. Сделаем из тебя лихого ветерана — ногу отнимем и руку. До локтя. А? Ну и язык отрежем, это уж само собой. Народ у нас жалостливый, до конца жизни на милостыню жить сможешь. Ну что скажешь?

— Му-ы!!!

— Ладно уж, сейчас позову. Но если что — ты только мигни, я рядышком.

Увы, счастливая звезда Чуркина закатилась навсегда — кляп на сей раз сняли с Харитона. Но перед этим ненавязчиво покрутили перед лицом кочергу, раскалившуюся аж до малинового цвета, а потом распластали штаны вместе с замызганными кальсонами и приложили страшную вилку к самому дорогому, что у него осталось. Прямо к этому самому.

— Будешь говорить? Или как?

Напарник Феди с ужасом скосил глаза вниз, затем на своего лучшего друга, потом на его маруху, пребывающую в глубоком, а посему счастливом обмороке, и мелко-мелко закивал:

— Кхе! Кха!..

Подставив губы под кружку с водой, поднесенную тем самым «сердобольным» мучителем, мужчина сделал несколько судорожных глотков и поперхнулся. Пока он, согнувшись, откашливался-отплевывался, в голову пришла спасительная мысль:

— Все расскажу, как было! Если Христом Богом поклянетесь, что нас живыми отпустите!

Даже похрипывающий от боли «кот» притих, напряженно ожидая ответ.

— Это можно. Но нужна ли вам будет такая жизнь? Без рук. Без ног. Языка, глаз и барабанных перепонок. Живыми трупами в богадельне. Обещаю, ваше содержание и лечение — впрочем, бесполезное — буду оплачивать до самого конца. Интересует?

— Нет!!!

Рыжебородый, повадками более всего напоминающий зверя, помедлил, затем тихо и ОЧЕНЬ серьезно предложил:

— Тогда расскажи мне то, что я хочу знать, и обещаю — я отпущу вас легко. Без долгих мук, боли и страха. Вы просто уснете и не проснетесь.

Харитон глубоко вздохнул-всхлипнул. Вздрогнул от очередного тычка разрядником-вилкой и начал исповедь: