Глубокая память - Артур Сабиров Страница 41

«Ядреев действительно испугался, но не этого, – подумал Андрей. – Наверное, он очень ослаб после многомесячных беспрерывных телепатических нагрузок и решил быстрее закончить начатое дело… Теперь понятно, почему Артём не пытался меня найти. Он даже не знает, что я пропал (Ведь, как оказывается, даже премьер-министр Земной республики не ведал, где я нахожусь.), и к тому же его, наверняка, сразу же после рабочего дня отправили на сборы. Надо помочь Артёму. Мутанты не пощадят никого. В этот раз они будут готовы ко всему».

– Мстислав Альбертович, мы должны бежать. Это не будет преступлением, ведь мы попали сюда незаконным путём, – сказал Андрей.

– Я попал сюда незаконным путём, а не Вы, – поправил Мокрицин. – Да и зачем бежать? Не лучше ли отсидеться здесь?

– Люди гибнут, а Вы хотите отсидеться?!

– Никто не сможет остановить битву! И не надо мне читать моралей! И, вообще, каким образом Вы собираетесь сбежать?

Ответ на этот вопрос пришёл Андрею сразу после того, как он увидел влетающего в камеру Мокрицина.

– У Вас хороший парапсихологический потенциал, не так ли?

– Выше среднего, – гордо сказал премьер. – А что?

– Вы знаете, что стены этой камеры излучают антипарапсихологические лучи?

– Знаю.

– Как только человек попадает в камеру, эти лучи останавливают выработку гормонов эпифиза, отвечающих за парапсихологические способности. Но в крови здорового человека всегда находится небольшая доза этих гормонов. Именно она отвечает за моментальное срабатывание той или иной способности, пока в кровь выделяется новая порция гормонов для продолжения парапсихологических действий.

– И что? – спросил Мокрицин, явно сбитый с толку.

– А то, что этой гормональной нормы должно хватить на то, чтобы сбежать! – подытожил Андрей.

Мокрицин молчал, хлопая глазами. Он до сих пор не понимал, чего от него хочет Андрей.

– В Вашей крови сейчас достаточно гормонов, чтобы вырубить охранника и отпереть дверь снаружи, – пояснил свой вывод Андрей.

– То есть я могу пользоваться своими способностями внутри камеры? – уточнил премьер-министр.

– Да, можете! – обрадовался Андрей. «Наконец-то, дошло!»

– Вы уверены?

– Почти на сто процентов.

– Это же ужасно! Любой преступник может сбежать из наших камер заключения! Нужно проводить реформы!..

– Не любой преступник, а преступник с большим парапсихологическим потенциалом. Таких, я думаю, немного.

– А почему Вы тогда до сих пор не сбежали? Ваши способности намного сильнее моих.

– Да, но мой организм ещё не оправился после битвы с машинами мутантов. К тому же я прибыл в камеру без сознания и долгое время спал. Даже если к моменту, когда меня сюда притащили, в моей крови ещё что-то оставалось, то сейчас это всё разложилось под действием нейтрализующих гормонов и излучателей камеры. Поэтому Вы – наша единственная надежда.

– Я не стану убегать! – заявил Мокрицин. – За мной скоро придут. Что скажет Эльдар Михайлович, когда узнает, что я самовольно покинул место заключения? Нет, это преступление!

– Преступление – сидеть здесь и бездействовать! А если Вы до сих пор надеетесь на благоразумие президента, то боюсь, Вас ждёт разочарование. Он пребывает в телепатическом плену. Ядреев его поработил.

– Что за ахинея? – усмехнулся Мокрицин. – Какой ещё плен? То, чем Вас усыпили, наверное, ещё не выветрилось из Вашей головы…

– Вы же сами заметили странные перемены в поведении президента. А ещё Вы должны были заметить, что Ядреев значительно приблизился к аппарату, управляющему страной. Он бывает на всех съездах чиновников, даже на тех, которые бесконечно далеки от военных дел, не так ли? И президент уже очень давно не появлялся без сопровождения генерала. Я прав?

Ухмылка сползла с лица Мокрицина. В его глазах появилась мысль.

– Он определённо метит на Ваше место. – Продолжал Андрей. – А теперь подумайте сами, станет ли он выпускать на свободу своего прямого конкурента?.. Хотя нет, по-другому… Станет ли он оставлять в живых своего прямого конкурента?

Разумеется, последние слова Андрея были попыткой напугать Мокрицина. «Что может быть страшнее для политика, чем потеря власти и жизни? Ничего, если он, конечно, политик до мозга костей. А Мокрицин именно из таких».

Андрей добился своей цели. В глазах премьера мелькнул страх, сухие тонкие пальцы нервно затеребили галстук.

– Но Вы можете помешать Ядрееву. Для этого нужно выбраться из тюрьмы и освободить президента, за что он, конечно же, отблагодарит Вас и, может быть, даже присудит Вам орден!..

– Мне не нужны никакие ордена! Я освобожу президента и изобличу предателя, потому что того требует долг гражданина! – снова начал распаляться Мокрицин.

– Отлично! – Андрей просиял. – Теперь, пожалуйста, успокойтесь и сосредоточьтесь. Вам нужно оглушить охранника телепатической волной. Вы когда-нибудь это делали?

– Да, когда служил в армии.

– Хорошо. Тогда представьте себе охранника, который стоит за дверью, и отключайте его.

Мокрицин зажмурился и начал работать. По всему его телу было видно, как он старается. Даже капельки пота покрыли его лоб. Но эффекта всё не было: Андрей слышал, как за дверью туда-сюда ходит охранник, как пёс перед своей будкой. И только спустя минут десять, когда Андрей уже отчаялся, он услышал за дверью мягкий стук, словно мешок с песком упал на пол. Мокрицин тяжело вздохнул, утирая пот рукавом пиджака.

– Давненько я не практиковался в подобных делах, – пропыхтел он.

– Вы молодец! – похвалил Андрей. – А теперь представьте панель с кнопками справа от двери. Помните? Попытайтесь нажать большую красную кнопку.

– Вы издеваетесь? – возмутился Мокрицин. – Я сейчас в обморок упаду!

– Прошу Вас, быстрее. Скоро охранник очухается, а ещё быстрее его заметит кто-нибудь, проходящий мимо, и тогда Ваши старания будут напрасны!

– Ох-х-х-х! – выдохнул в последний раз Мокрицин и опять напрягся всем телом.

В этот раз получилось намного быстрее. Спустя пару минут дверь камеры, громко скрипнув («Услышат же!» – испугался Андрей.), распахнулась, и внутрь снова хлынул свет.

Андрей и Мокрицин выбежали из камеры и увидели лежащего на полу охранника. Втащив его в камеру, закрыв дверь и включив электрическое поле, они побежали прямо по коридору, который вёл к выходу из тюрьмы.