Чувство бездны - Станислав Гимадеев Страница 41

Насколько знал Антон, цветы имели короткий, непрерывно повторяющийся цикл развития, который почти не зависел от времени года. Именно синхронно стадиям этого цикла и была выстроена деятельность всей научно-технической инфраструктуры станции. Стадии развития цветов полностью определяли ритм, график и прочие аспекты существования персонала «Цветочного Сада».

Начинался цикл со стадии «опыления». Этим термином нарекли процесс пребывания группы людей (их окрестили «опылителями») в течение заданного времени в определенных точках «поляны». Главное было – уловить момент, когда цветы становились «готовы» к контакту. Тогда Банн-феномен зоны проявлялся в максимальной степени. С помощью цветов-посредников Ая становилась чрезвычайно восприимчивой к ментальному полю, находившихся в зоне людей. Длилось «опыление» несколько дней. Каков был режим питания, сна, отдыха и, собственно, процедуры мышления «опылителей» в зоне, Антон не знал, но неоднократно на допросах слышал, что стать «опылителем» может далеко не каждый человек. Для этого «опылителю» нужно было иметь определенные характеристики мозговой деятельности. Поэтому стадия «опыления» являлась ключевой в цикле, самой загадочной и малоизученной. И, как позже понял Антон, еще и самой засекреченной. Ибо от качества «опыления» целиком зависело качество конечного продукта.

Полный цикл развития занимал от двух до трех недель – в зависимости от нюансов проведения процедуры «опыления». Сразу за «опылением» следовала стадия «цветения», которая уже во многом характеризовала успешность всего цикла. За трехдневным «цветением» – недельное «созревание», и, наконец, финальная фаза: сброс листьев и засыхание бутонов. Среди «садовников» эта стадия именовалась «дойкой», потому что именно в сброшенных листьях, а точнее, в их соках, как раз и содержались искомые вещества, ради которых и затевался весь сыр-бор. Конечным этапом цикла являлась пауза в несколько дней, в течение которой «поляна» «набиралась сил» и готовилась к новому циклу. Затем все повторялось.

Собранные листья доставляли в лаборатории станции, и что там с ними происходило после, знал очень ограниченный круг лиц. Антон в их число, разумеется, не входил. Продукты «дойки» регулярно переправлялись на Землю. Во всем, что касалось деятельности «Сада», ощущалась ее властная и контролирующая рука. За полтора года Антон бывал на «поляне» всего пару раз, а в лаборатории не попал вообще. Не имел допуска. Но он и не стремился туда любой ценой – все равно любое столкновение с биотехнологиями вызывало у него смертную тоску.

Пока катер набирал высоту, Антон принципиально не обращал внимания на «ком». Для Антона существовал особый ритуал: оставить в покое чертову работу, хотя бы на несколько минут забыть о ней, чтобы полюбоваться красотами материка. Он любил наблюдать за тем, как во время маневров автопилота снаружи меняется пейзаж, ему нравилось смотреть, как многоярусная громада Базы, напоминающая паука с короткими ногами, сверкая на солнце, уменьшается, а потом окончательно исчезает из виду в слое беспечных облаков. Едва облачный слой кончался, катер снова нырял, и тогда взору представала холмистая местность в причудливых, синеватых тонах. Такой цвет холмам придавали россыпи синих пород, выходящих на поверхность на протяжении многих десятков километров. Поразительно, что накануне «штормов» синие породы вдруг отливали зеленоватым цветом и блестели, что вносило в картину особый шик и привлекательность.

Когда катер набрал скорость и зеленоватые отблески внизу слились в сверкающие полоски, Антон посмотрел в небо.

Там, среди одиноких, потерянных облачков уже проскакивали «искры», и все видимое пространство незримо, но явно наливалось тяжестью. Климат менялся, это Антону было ясно без прогнозов. А ведь всего каких-нибудь полгода назад разве мог он, взглянув на небо, сказать, что надвигается «шторм»? Совсем сроднился я с тобой, подумал Антон и вдруг ощутил смутное беспокойство.

Что-то волновало его, но он не мог найти этому объяснения. Уставившись в иллюминатор под ногами, он пытался разобраться в причинах тревоги. И наконец понял: Аня. Волнение в душе было связано с ней… И с облетом зон их чертовой комиссией. С одной стороны, ничего необычного в этом мероприятии не было. Он сам десятки раз получал «штормовое» предупреждение, находясь за сотни километров от Базы…

Теоретически существовала вероятность внезапной активизации «шторма» или, не дай бог, перерастания его в катаклизм. Когда, находясь вдалеке от защиты, ты остаешься один на один с непредсказуемой стихией, но… Но это теоретически! На самом же деле ничего подобного на его памяти не происходило. Ни с ним, ни с кем-либо другим. Так почему же он так взволнован?

Потому, вдруг понял он, что я каким-то чутьем чую, что частые «штормы» в последние дни – это неспроста! Потому что «Второе Око» близко… а вот «Слезы» – это, как ни крути, а все же четыреста километров от Базы, это в два раза дальше, нежели тот же «Цветочный Сад»!.. Я переживаю, потому что Ая – это все-таки бочка с порохом, шкатулка с секретом… и играем мы по ее правилам, как бы нам ни хотелось иного, как бы мы ни придумывали собственные правила… В любой момент она может выкинуть новый каприз и растереть в порошок вчерашнюю былую уверенность в ней. Я беспокоюсь, потому что не хочу, чтобы с Аней что-нибудь случилось, пусть даже вероятность этого ничтожна, черт побери! Не хочу!..

Будто получив приказ, вдруг неистово замолотило сердце, и он схватился за «ком» на поясе. Сообщение от Ани уже мигало в углу экрана. Он торопливо нацепил видеоочки, включил трансляцию и прочитал сообщение.

«Очень, очень скучаю, – писала Аня. – Прилетай скорее. Так хочу тебя увидеть, если бы ты знал! Поговорить с тобой пока не могу, так как мы всем скопом бродим по „Второму Оку". Сначала сидели в информатории, теперь слоняемся по пустым и мрачным коридорам. Зачем они меня с собой взяли, спрашивается? Скукотища безумная… Потом Уэйн склоняет всех прогуляться на озеро. Уж что он там надеется найти – ума не приложу. Так не хочется, Антон! Мечтаю вернуться побыстрее и увидеть тебя. И услышать… И вообще использовать все органы чувств в отношении тебя!.. Когда ты приедешь, а? Пожалуйста, ответь, как только сможешь. Схожу с ума и люблю…»

Он тут же написал ответ, чувствуя, как его бросает в жар:

«Аня, милая, хорошая моя, все будет хорошо! Не волнуйся, прошу! Я закончу дела и вернусь. Хочу тебя увидеть и обнять побыстрее. Меня очень беспокоит „предштормовое" состояние в нашем районе. Пожалуйста, не задерживайтесь там долго. Лучше вернуться и слетать потом еще раз. Заклинаю, только не рискуйте! Поговори, пожалуйста, с Уэйном на сей счет. Прилечу на „Сад" – сразу свяжусь. Пока!»

Отправив сообщение, он с трудом заставил себя забыть о пейзажах и «штормах» и вспомнить о работе.

Первым делом нужно было заняться записью Мацуми. Весь оригинал записи с «имки» инженера-роботехника он слушать не стал, а сразу перешел к файлам с купюрами, которые обнаружил Карл. Купюры были снабжены его комментариями: «Женские голоса принадлежат сотрудникам лаборатории № 8/8 (в порядке появления): начальнику лаборатории Елене Капериной, старшей лаборантке Ирме Фаррет, дежурной лаборантке Наоко Сидзуки. Запись произведена с резервного инфомодуля, установленного в ААР центрального лабораторного зала. Время срабатывания регистратора: 03:18:22/15.02.15».