Последний рубеж - Андрей Стерхов Страница 41

– Не жалуюсь, – сказала Тыяхша и предложила: – Ну что, пошли?

– Пошли, – согласился Влад.

– Ты в седле, я рядом.

– Почему?

– Ты еще слаб.

– А что, вдвоем нельзя?

Влад надеялся, что Тыяхша согласится. Он даже представил, как обнимет ее за талию. Обнимет бережно, но крепко. С той силой, с какой птицу в руке держат – и так, чтобы не улетела, но и так, чтобы не задохнулась. Только Тыяхша, будто заглянув в его фантазии, отрезала:

– Нельзя.

– Можно спросить почему?

– Спрашивай.

– Почему?

– Потому.

– Тогда так – ты в седле, а я рядом. Конный по пешему.

– Почему?

– Потому, – отомстил он, а потом напомнил: – Я мужик. Или ты не заметила?

Тыяхша спорить не стала и через миг оказалась в седле. Взяла мешок, приладила его к седлу и разобрала поводья. Пустила коня шагом и жестом пригласила Влада следовать рядом. Тот поторопился, но едва подошел ближе, конь покосился на него настороженным глазом и многозначительно хлестнул по крупу дымчатым хвостом.

Желая сразу наладить контакт с животным, Влад решился на банальную взятку. Стянул мешок, вытащил несколько кусков оранжевого пайкового сахара и сунул жеребцу в морду. Но только тот не обратил на лакомство никакого внимания.

– Что, не в коня корм? – спросил Влад, не убирая ладони.

Тыяхша погладила жеребца по холке и что-то сказала ему, наклонившись прямо к уху. Видимо, разрешила, потому что жеребец обрадованно фыркнул и быстро смахнул угощение шершавой верхней губой.

– Надо же, будто пес! – удивился Влад и схватился за путлище у левого стремени. Но потом передумал и быстро перешел на правую сторону.

Сам сначала не понял, почему так сделал, и только потом сообразил: чтобы шрам спрятать. А когда сообразил, удивился. Раньше как-то это дело по барабану было. Он в свое время и не убрал этот шрам, потому что не комплексовал никогда на свой счет. Если кто-то и спрашивал бестактно, почему, дескать, лицо не очистил, Влад отвечал заученно – так, как в детстве мама ему говорила: «Шрамы для настоящего мужика – пропуск в сердце настоящей женщины». А вот сейчас чего-то дал слабину. Видать, захотелось девушке понравиться. Ведь красавицы, они только в маминых сказках в чудовищ влюбляются. В жизни – нет.

Они тронулись в путь, и какое-то время шли молча. Потом Влад, неожиданно даже для самого себя, стал декламировать по-русски:

Люблю глаза твои, мой друг,

С игрой их пламенно-чудесной,

Когда их приподымешь вдруг

И, словно молнией небесной.

Окинешь бегло целый круг.

– Это что? – не поняла Тыяхша, для которой стихи прозвучали набором хоть и мелодичных, но ничего не значащих звуков.

– Стихи одного древнего поэта, – ответил Влад.

– На каком?

– На языке предков моей матери.

– Переведи.

– Запросто.

И он перевел:

У тебя чудесные глаза, любимая.

В них живет волшебный огонь.

И когда ты их поднимаешь,

Становится так светло,

Будто небо озарила молния.

– Это об Охоте на Зверя? – внимательно выслушав, спросила девушка.

Влад покачал головой – нет, и пояснил:

– Это о любви.

– Разве?

– Точно. Там у поэта так дальше:

Но еще больше мне по нраву,

Когда ты закрываешь глаза

В миг сладкого поцелуя.

Тогда сквозь опущенные ресницы

Виден бледный огонь желания.

– Да, – согласилась Тыяхша. – Это не про Охоту. В ее голосе прозвучало некоторое разочарование.

– Тебе, похоже, не нравятся стихи о любви? – поправив сбившуюся набок шляпу, спросил Влад.

– Да нет, почему же. Если стихи хорошие, то очень даже нравятся.

– А мне показалось…

– Просто сейчас у нас такое время, что и не до стихов о любви, и не…

– И не до самой любви? Да?

– Да.

– Почему?

– Любовь изнуряет, – ответила Тыяхша после паузы, – делает слабее, уязвимее. Сейчас нельзя быть слабым. Идет Охота.

– Не согласен в корне, но спорить не буду, – сказал Влад. – Ладно, уяснил: любовь в морковь, лирику побоку – идет Охота. Тогда давай, начинай.

– Что начинать? – не поняла девушка.

– Как «что»? Чего такая недогадливая? Давай учи меня, как на Зверя охотиться. Чего зря время терять?

– Вот ты о чем.

– Об этом, об этом. Надеюсь, курс недолог?

– Для того, у кого есть способности, да.

– А для остальных?

– Для остальных он вообще не предназначен. Но в тебе задатки Охотника есть. Я вижу. Только одна беда – ты не веришь в существование Зверя. Сомневаешься. Цепляешься умом за то, что попал под воздействие природной аномалии.

Влад, ничуть не смущаясь, что его раскусили, решил взять риторикой:

– Но ты ведь веришь, что Зверь существует?

– Я не верю, я знаю, – твердо сказала Тыяхша.

– Вот и хорошо, что знаешь. А скажи, если еще один стрелок появится, пусть даже и не особо верящий в Зверя, хуже ведь не будет?

Видимо, в его словах имелось какое-то рациональное зерно, потому что Тыяхша, чуть подумав, согласилась:

– Да, хуже не будет. Чем больше Охотников, тем лучше.

– Ну вот, – обрадовался Влад. – Так что давай, выкладывай свои тайные знания.

– Да нет никаких особых знаний, – покосившись на него, сказала Тыяхша.

– Как это так?!

– Все, что нужно для Охоты на Зверя, у тебя уже есть. Надо просто этим пользоваться.

– Но ведь есть же какое-нибудь руководство по эксплуатации всего этого добра?

Влад спрашивал, а сам в это время гладил влажный круп жеребца, хотя погладить ему хотелось совсем другое.

– Ну хорошо, – сдалась Тыяхша. – Я, пожалуй, попробую.

– Давай-давай. Я не совсем тупой.

– Прежде всего, – начала Охотница издалека, – ты должен уяснить, что все в Мире крутится вокруг сознания. Если ты научишься управлять сознанием, сможешь все.

– Все? – будто не веря, переспросил Влад.

– Все.

– А смогу, например, человека поднять в воздух?

Едва он задал этот опрометчивый вопрос, сторонняя сила приподняла его и резко потянула вверх. Хорошо представляя, что будет, если эту силу не остановить, солдат, придерживая шляпу, отчаянно закричал: