Долгий дозор - Александр Уралов Страница 41

— А может, у них были какие-то свои соображения, — сказал, чихая под маской, Ромка-джи.

Егор мысленно согласился с ним: «Кто их знает, этих Старых Людей? Но, наверное, им все-таки было просто жаль бросать все это. Все-таки столько десятилетий трудились. Небось, каждая строчка в этих документах их кровью и потом написана! А вот прошли годы, и стоим мы среди трухи, и не нужно нам сейчас от них ничего, даже из того, что хорошо сохранилось. Так наверняка и с нами случится, когда и праха от нас на земле этой грешной не останется… Аминь».

— Я же говорил вам… — грустно пробормотал Симеон.

— Да ладно, — ответил Савва. — Нечто подобное я и предполагал. Нет, ну неприятно, конечно. Три года мы эту разведку пробивали, согласовывали, утрясали. Готовились. Обидно немного, но без этого в науке никак.

— Без какого «этого»? — спросил Егор.

— Без поражений, Егор, без поражений! Невозможно в науке только по прямой идти. Пока идешь к цели — все глухие тупики по бокам обшаришь.

— Вроде этого туника, — сдавленным голосом сказал Ромка-джи и чихнул.

— Я для себя давно решил: если мы здесь, на Урале, крах потерпим и живыми останемся — вернусь к сервоприводам, — заявил Зия. — Тихая и почетная работа. Растишь мышцы, тянешь жилы, ветвишь нервную систему — и все тебя уважают, и не надо по развалинам шастать, пылью дышать. Состряпаешь, бывало, новую руку для робота, премию получаешь, жена довольна, дети пляшут.

— Пойдем наверх, — сказал Савва. — Оставим все как есть и пошли. Может, когда-нибудь историки здесь пороются, найдут для себя что-то путное…

Когда они, не торопясь, шли обратно, Симеон, повеселевший оттого, что никто из ученых не собирался отнимать у него вознаграждение, рассказывал о том, что еще было когда-то в хранилище.

— Несколько бюстов было, дед говорил. Не то человека Ленина, не то еще какой важной шишки. Ну этих идолов даже дед не видел, извели куда-то. И знамена были…

— Знамена? — удивился Егор. Ему представилось, как с развернутым знаменем ученые тащат атом-заряд к ракете.

— Точно, знамена. Дед говорит, что это какие-то почетные знамена были. Из богатой ткани. Мол, его отец, прадед мой, когда Джихад бушевал, мальцом курточку носил, которую ему мать из такого знамени сшила. Разруха, каждая тряпочка в хозяйстве нужна была.

— Тогда еще не было наноткани… — полуутвердительно сказал Ромка-джи, хлюпая носом.

«Вот ведь надышался парень, аж из носа потекло! Отродясь не помню, чтобы Ромка-джи так на пыль реагировал. Не хватало еще, чтобы заболел…»

— Не было, не было. Сейчас-то тоже она не везде применяется, смекаешь? Детское, например… Растут же, как на дрожжах!

— Мне интересно, — сказал Зия, — а как вы уцелели, друг Симеон? В смысле, клан ваш? Я так понимаю, что во времена Джихада ваши предки здесь и жили?

Симеон покряхтел, откашлялся.

— Ну, как бы это вам сказать, чтобы не обидеть…

— А прямо так и скажите. Ртом, — улыбнулся Зия.

— В общем, в христианскую веру у нас дед обратился. В старости уже. До этого, с самого начала Джихада, клан наш Веру-Истину поддерживал. Я так понимаю, что если бы в Челябе, к примеру, в те годы мусульмане преобладали и править начали, то все Данченко в ислам бы перешли. Ну, понимаете, чтобы дом не потерять… да и просто выжить всем хотелось. Род у нас плодовитый. У самого, вон, пятеро по лавкам прыгают. Куда уж с ними в заварушки соваться? Кто их без меня прокормит? У сестры своих трое.

— Да уж, услугу вам дед оказал, — пробормотал Егор и подумал про себя, что такие вещи, откровенно говоря, вероотступничеством называются. Вот бы староста здесь взвился до потолка! Впрочем, Эмир-Казань к иноверцам спокойно относился. Как там у него? «Не шерсть кошку кошкой делает. Веру-Истину многие иноверцы соблюдают, сами того не понимая. Но кто совсем ни во что не верит — проклят навеки!»

— А детей я в Вере-Истине воспитываю, — уныло сказал Симеон.

Вот тебе и сюрприз! Надо же, какие выверты история клана устраивает!

* * *

Наверху все было спокойно. У грузовичка никто не топтался, в фургон залезть не пытался. Жил Симеон хоть и близко к Управе, но в таких дремучих зарослях ген-саксаула, что ходили к нему только те, кому он совсем уж позарез нужен был. Обособленно жил человек. А Егор-то по простоте душевной думал, что в больших городах все скученно живут. Не тут-то было! Видно, в каждом городе, велик он или мал, всегда найдется тот, кто лишней суеты не любит, вроде нашего муллы-батюшки Николая.

Все с удовольствием умылись. Ромка-джи прочихался наконец. Егор думал, что у него кровь из носа пойдет, так отчаянно сморкался его друг на обратной дороге. Однако выжил наш Ромка-джи и даже ожил! Видно было, что хоть и рухнули его мечты и чаяния по поводу тайной библиотеки, битком набитой научными файлами, но природное любопытство снова взяло верх и его опять, как магнитом, тянет к чудесной мастерской Симеона.

Решили передохнуть немного. Савва с Зией уселись полученную информацию разбирать, по файлам раскладывать. В порядке, известном им одним. Видимо что-то они все-таки вынесли для себя из этой небольшой экспедиции.

Симеон детей покормил, выслушав попутно накопившиеся жалобы и ябеды. Отвесил необходимое количество подзатыльников; пригрозил Димке, что на ночь его в вентиляции запрет, крысам на съеденье, и кошке запретит ему помогать. В общем, управлялся быстро и споро… пусть и не всегда справедливо. Любо-дорого на него было смотреть! Другой бы навек раскис с этакой оравой, а Симеону — хоть бы что! Наверное, когда у Егора будут дети, он будет точно так же главным хозяином в семье являться. И смотреть на него ребятня будет с таким же обожанием, да!

«Тьфу-тьфу-тьфу шайтану облезлому на хвост, чтобы не сглазил!» — как поговаривает старый Ким.

Решили здесь и заночевать. Сообщили каравану, что задерживаются, спросили у Трофима и дядько Саши новости. Вроде все в порядке. Лильке Ромка-джи отдельно позвонил. Ушел куда-то за кусты ген-саксаула и битый час там со своей подружкой перешептывался. Ну, Егор, конечно, с Маринкой поговорил. Сказал ей, что подарки ей везет, а какие — не сказал. Они немного пошептались по этому поводу, а потом Маринка вдруг тихо, по-взрослому, сказала:

— Да Господь-Аллах с этими подарками, сам, главное, живой вернись!

У Егора даже в глазах защипало, так печально Маринка говорит!

— Вернусь, обязательно вернусь!

* * *

Спал Егор как убитый, без сновидений. Лишь под утро пригрезились ему трое карачи, уныло рывшихся в разваливающейся в пыль и труху библиотеке. Егор во сне зачихал, а потом взял Маринку за руку, и они с ней пошли красные плоды ген-саксаула собирать. И Мама-Галя с ними. А Маринка в коротеньком платье и сапожках — красивая нестерпимо! «Ты же в колючках оцарапаешься вся!» — говорит ей озабоченный Егор. «Нет, — отвечает Маринка. — Ты меня на руки возьми… и полетим мы высоко-высоко!»