Господь Гнева - Филип Киндред Дик Страница 41

— Господь! — едва слышно возопил калека.

— Ну что, открылись у тебя глаза? — спросил Господь Гнева. — Теперь ты осознаешь мое могущество?

— Да, — процедил Тибор.

— Ты закончишь Странствие?

— Я… — Он осекся. После паузы он не очень твердо сказал: — Нет еще. Птица сказала…

— Птицей был я. И я помню, что я сказал. — Господь подавил новую вспышку гнева и продолжил: — Птица подвела тебя поближе ко мне — так, чтобы я мог лично пообщаться с тобой. Я хотел встретиться с тобой. Я искал встречи с тобой. У меня две ипостаси. Одну из них ты видишь сейчас. Она вечна, она бессмертна — таким было тело Христа после его воскресения. Тогда, когда Тимофей встретил Христа и вложил персты в его раны.

— Фома, — сказал Тибор. — Это был Фома.

Господь Гнева нахмурился — стал мрачнее тучи.

В следующую секунду его черты на диске стали рассасываться.

— Итак, ты видел эту мою ипостась, — произнес Господь Гнева. — Но есть и другая ипостась — физическое тело, которое стареет и обречено вернуться в прах… тленное тело, по выражению апостола Павла. И это тело ты найти не должен.

— Ты думаешь, что я его уничтожу? — спросил Тибор.

— Да.

Лицо уже исчезло. И последнее «да» было едва слышным выдохом.

Над Тибором снова невинно голубело чистое небо — исполинский купол, сработанный в незапамятные времена то ли гигантами, то ли богами.

Тибор снял манипулятор с пистолета, который он тайно сжимал все время после того, как был повергнут в тележку — вновь лишенный и ног и рук. А что бы случилось, если бы он набрался мужества и выстрелил? «Да ничего не случилось бы, — подумал Тибор. — То, что я видел, действительно было бессмертной и неуязвимой ипостасью — тут сомневаться не приходится. Да и не поднялась бы у меня рука.

Так что это был пустой блеф. Но Господь Гнева не мог это знать — разве что он так же всеведущ, как христианский Бог согласно верованиям христиан. А случись мне действительно убить его — что бы случилось? — не унималась мысль. — Как бы мир существовал — без Него? Ведь в наши трудные времена и так не за что уцепиться душой!.. Так или иначе, этот сукин сын убрался подобру-поздорову, — сказал себе Тибор. — И мне не пришлось стрелять. Но при определенных обстоятельствах я бы… выстрелил. Вот только при каких обстоятельствах?»

Он закрыл глаза, потер веки механическими пальцами, в задумчивости повертел из стороны в сторону свой нос.

«Если бы Он вознамерился уничтожить меня? Нет, не только в этом случае. Тут дело заключается в переливах характера Люфтойфеля — в том, как он проявит себя передо мной, а не во внешних обстоятельствах. Господь Гнева не есть разлитая в пространстве сила. Он — личность со своим характером. Когда-то он делал кое-какое добро людям, потом во время войны мало-мало не истребил все человечество. Это Господь, которого надо задабривать и ублажать, чтобы он не казал свой дурной нрав. Да-да, похоже, это и есть ключ. Иногда Господь Гнева нисходит до делания добра. Иногда ему желается творить зло. Я могу убить его именно при этих обстоятельствах — когда в его действиях проявится злой умысел… Но когда он будет в процессе делания добра, у меня рука на него, конечно, не поднимется — даже перед лицом собственной неминуемой гибели.»

«Масштабный поступок — замочить Бога, — подумал Тибор. — Есть чем пощекотать гордыню. Самое оно для психа с манией величия. Но — не для меня. Я никогда не метил в Наполеоны. И свой шесток знаю хорошо. Пусть типчики вроде Ли Харви Освальда, который когда-то давно убил президента Джона Кеннеди, — пусть подобные выблядки совершают грандиозные убийства. А ведь убийство лишь тогда чего-то стоит, если оно в основе своей грандиозно.»

Тибор вздохнул. Короче, свиделись и расстались. Но событие — было! Долгие годы Тибор был Служителем Гнева, однако не имел ни одного мистического опыта, как ни молился. То, что случилось, навеки перевернуло ему душу. Такое не забыть. Если, скажем, вы вдруг обнаружите, что композитор Гайдн был женщиной, вам этого факта уже не забыть.

Подлинный мистический опыт — такое потрясение, которое забыть — и избыть — уже невозможно. Философ Уильям Джеймс когда-то говорил что-то в этом роде.

«Он дал мне недостающие конечности, а потом взял обратно и руки и ноги. И как у Него совести хватило! А еще — Бог! Самый заурядный садист. О, какое это блаженство было бы — перестать валяться чурбаном в тележке, иметь возможность ходить, брать. Я бы пошел к океану, я бы плавал на волнах… И, боже, как здорово я бы рисовал! О, я бы весь мир поразил своим искусством! Разве можно по-настоящему рисовать с помощью манипуляторов?! Сколъкого я мог бы еще достичь! — простонал он про себя. — А как там насчет сойки-врушки? Вернется ли она? Если она и в самом деле была лишь марионеткой в руке Божьей, тогда она уж точно не вернется. И что мне тогда делать — если она не вернется?»

Эксперимента ради калека включил репродуктор и прокричал в него:

— Внимание! Внимание! Тибор Макмастерс застрял на холме, и ему грозит смерть. Помогите, ради всего святого! Слышит меня кто-нибудь?

Он выключил репродуктор и молча шарил глазами по местности. Вот и все, что он может сделать для своего спасения. Не слишком много.

Так он и сидел в своей тележке — понурившись, в плену горестных мыслей.