Война по понедельникам - Антон Первушин Страница 41

Вторник.

Впрочем, ответ, по здравому размышлению, все-таки был. Самоубийственный поступок Максима — суть прикрытие, хорошо продуманный отвлекающий маневр. Максим знал, что является единственным настоящим основателем Корпуса, и догадывался, конечно, что «деструктивные силы», желающие уничтожить КОЗАП, когда-нибудь доберутся до него. И следовательно, единственный путь во спасение КОЗАПа — это в одну уже существующую петлю вложить другую, новую и скрытую, которая обусловит когда-нибудь возникновение на Древе нового Корпуса с новым основателем. А для того, чтобы новая петля была подлинно тайной, принципиально невыявляемой существующими методами сыска, новое основание Корпуса должно быть не результатом некой целенаправленной (и заметной во времени) деятельности организаций, специальных служб с привлечением многих человеческих и материальных ресурсов (это, заметим, уже было, и Вячеслав-прим сумел все легко остановить), а скорее — результатом некоего желания, итогом особой скрытно запрограммированной судьбы самого обыкновенного человека. Слабое звено, очень непрочное, мнимая величина, но при удачном стечении обстоятельств вполне способное вытащить Корпус на Светлую Сторону.

Вячеслав Красев не знал, пришел ли к похожему выводу двойник. Скорее, нет, чем да. Красев оценил бы его состояние как депрессивное: не так-то легко оказалось убить человека. Но сам он решил пуститься в поиск.

Зачем?.. Он не знал, зачем. Никого убивать он не собирался. Но и помогать… Он никогда не считал себя сторонником идей, которые проповедовали и за которые боролись Максим и Корпус. Однако беспокойство не оставляло. Ведь вернись Корпус на Светлую Сторону, сколько новообразовавшихся альветвей будет отрублено в один момент, сколько людей и миров убито?

«Хватит, — думал он, начиная поиск. — Хватит крови. Пусть хоть здесь не будет альтернатив…»

Среда.

Он искал. Много месяцев, бродя по мирам и временам, стараясь сверхчутьем своим или с помощью Нормали уловить наличие тех связей, что возможно упрятал Максим, очертив вторую тайную петлю. Он искал, но пока ничего не находил. Однако на этом пути его ожидали другие не менее интересные встречи.

Как-то в тихом южном городке, в одном из многочисленных ресторанчиков под открытым небом он повстречал Сталина. Да-да, того самого Иосифа Виссарионовича Джугашвили, похищенного Вячеславом-прим из сектора «Эталон». Правда, сам Красев не узнал бы его, не скажи ему об этом Нормаль, у которой было задание замечать и указывать на все, что может иметь отношение к КОЗАПу.

Сталина действительно было трудно узнать. Он сидел на скамеечке на заднем дворе ресторана — обросший, грязный, в каком-то совершенно невообразимом рванье: фуфайка, засаленные, в заплатах, штаны. Он курил самокрутку, пряча огонек в ладони. Глаза у него слезились, а остановившийся взгляд выдавал запойного пьяницу.

— Иосиф! — гортанно позвала его хозяйка заведения. — Иосиф, ты мусор сегодня вынесешь или нет?

Сталин поднял непокрытую рыжую голову, поспешно загасил окурок и, неверно ступая, направился в подсобку. Когда он вынес мусор, Вячеслав подошел к нему и, взяв за локоть, обратился так:

— Пожалуйста, разделите со мной обед, отец.

Под неодобрительным взглядом хозяйки он усадил старика за столик и наблюдал, как тот с жадностью, роняя крошки, ест. От Сталина пахло: перегар, табак, пот, откровенная помойка — целый букет, но Вячеслав не обращал на это внимания.

«Ну вот, — думал он, глядя на старика. — Вот итог, о котором мечтали многие. Едва ли не каждый интеллигент в твоей реальности. И что ты испытываешь, увидев эту альтернативу, этот более справедливый итог? Удовлетворение? Радость? Восторг? Может быть, наслаждение? Странно, что нет… Жалость — будет вернее. И так было всегда. И будет, наверное, всегда. Они убивали нас, а мы их жалели. И только это мы умеем противопоставить „героическому самопожертвованию“ Максима. Жалость… И так будет вернее…»

Он дал старику несколько рублей, пачку сигарет, и тот долго кланялся и что-то бормотал ему вслед. Жалость…

Четверг.

Река. И водопад. Ревущие потоки воды, падающие с огромной высоты, чтобы разбиться брызгами, а затем опять слиться воедино.

На берегу, на камне, в переливающемся радугами рое брызг сидит человек. В этом человеке Красев узнал своего двойника.

— Ну, как жизнь?! — крикнул он громко, стараясь перекрыть немолчный рев водопада.

Двойник услышал Красева.

— Жизнь? — отозвался он, не оборачиваясь. — Отвратительная похабщина — вот что такое жизнь!

У ног его лежали горкой отшлифованные водой голыши разной величины, и он, выбрав один, запустил его в реку.

— Ничего теперь не изменишь, — сказал ему Красев сочувственно. — В чем-то ведь и ты был прав.

— Да, в чем-то был прав, — эхом повторил Вячеслав-прим. — В чем-то мы всегда бываем правы. В чем-то оправдано любое убийство на этой Земле… Вот так мы и делаем из них героев, — добавил он вроде бы невпопад с предыдущей мыслью и забросил в реку новый камень.

— Тебе нужна моя помощь? — спросил Вячеслав у двойника.

— Оставь меня, — отвечал тот. — Оставь мне мое одиночество…

Пятница.

Вячеслав Красев искал. Но не мог найти и следа.

Тогда он пошел на осознанный риск и проник на Темную Сторону Времени.

Это было опасное предприятие. Даже с его способностями любая ошибка в том мире призраков, несбывшихся возможностей, неясных теней и исчезнувших альтернатив могла привести его к боли и смерти. Но он рискнул и бродил теперь по черно-белой вселенной под паническое верещание Нормали, призывающей опомниться, бросить все и вернуться на Светлую Сторону. Он бродил по потерявшим всякую вещественность коридорам Корпуса, искал следы пребывания Максима здесь, его путь во времени КОЗАПа и даже находил их, но не умел определить, где и как тот выложил тайную петлю.

Красев испытывал разочарование. Он начал терять надежду найти хотя бы указание, некий признак-ориентир. Он стал подумывать, что никакой второй петли на самом деле нет, и это вымысел его собственного слишком богатого воображения.

Но там, в стенах Корпуса, он встретил Джульку.

Вячеслав зашел в одно из помещений, обычный арсенал, населенный призраками скорострельных агрегатов и призраками же людей, которые собирались пустить эти агрегаты в ход. Он шел, пересекая линии жизней солдат Корпуса, их личные вектора, каждый из которых благодаря Вячеславу-прим имел теперь не больше возможностей для реализации, чем имеет шансов достичь цели один из миллиона сперматозоидов в момент оплодотворения. Все они были мертвы, даже более чем мертвы, потому что для остального мира они никогда не существовали, да и не могли существовать. Как не существуют никогда не рожденные дети.

И вот именно там, в черно-белом сумраке мнимого арсенала, он, шагая, заметил вдруг, что словно лучик света, подобно цветной вставке в черно-белом немом фильме (помните красный флаг Эйзенштейна?), разорвал в одном месте сумрак. Вячеслав подошел ближе и увидел пса, но даже не сразу узнал его, не мог поверить счастливой догадке. Но пес поднял голову — единственное движение в застывшем мире — и с радостным лаем бросился к нему. Подпрыгнул, уперся передними лапами в грудь, едва не повалив, и в миг облизал лицо дорогого хозяина.