Костотряс - Чери Прист Страница 41

В желудке Зика что-то попискивало и плескалась раскаленная лава.

— Что, если мы потеряем друг друга?

— Потеряем так потеряем, и тогда уж каждый за себя, дружок. Сам от этого не в восторге, но такие вот дела. Если меня сцапают, возвращаться за мной не надо. Если сцапают тебя, я тоже не вернусь. Жизнь — штука тяжелая. Только умирать легко.

— А если мы просто разделимся?

— Правило то же самое: лезь наверх. Как вскарабкаешься на крышу, дай о себе знать, и я приду, коли смогу. Поэтому заруби на носу: далеко от меня не отходить. Я не смогу тебя защитить, если ты от всего будешь шарахаться как ошпаренный.

— А я и не думал ни от чего шарахаться, — проворчал Зик.

— Рад слышать, — сказал Руди.

Из коридора вновь донеслись крики; кажется, они приближались. Прислушавшись, мальчик разобрал два или три отдельных голоса, звеневшие от ярости и грозящие немедленным возмездием. На душе у него было тошно, как никогда: только что у него на глазах и при его молчаливом участии умер человек. А он стоял в трех шагах и даже пальцем не пошевелил. Чем больше Зик об этом думал, тем гаже ему становилось. Мысли о городе у него над головой, кишащем мертвяками, тоже не приносили радости.

Но, как ни крути, он уже влип — и по самые уши. Теперь пути назад нет. Пока, по крайней мере. Собственно, у него не было ни малейшего представления, куда его занесло, — и выбраться из города самостоятельно Зик ни за что не сумел бы.

Так что ему ничего не оставалось, как двинуться вслед за Руди, когда дверца с громким чмоканьем отлипла от стены. За ней его взору предстала улица — такая же недружелюбная и безрадостная, как и туннели под ней.

Иезекииль постарался исполнить указания Руди в точности: держался поближе к нему и не поднимал шуму. Ничего сложного в этом не было: на поверхности царила такая всеобъемлющая и тревожная тишина, что нарушать ее совсем не тянуло. Изредка в незримых небесах у них над головами хлопали чьи-то крылья, но тут же уносились прочь, оставляя город наедине с Гнилью, затопившей его по самые крыши. Мальчик в очередной раз задумался, как же все-таки местным птицам удается выжить — как они умудряются дышать этой отравой, словно чистейшим весенним воздухом в майский денек.

Изводить Руди вопросами было сейчас не время.

Так что он хвостиком плелся за своим провожатым, старательно повторяя все его движения. Когда калека прильнул спиной к стене и мелкими шажками двинулся вдоль нее, Зик последовал его примеру. Когда Руди затаил вдруг дыхание и обратился в слух, Зик поступил точно так же. Однако в маске такие трюки грозили удушьем: приходилось экономить на каждом глотке кислорода, но даже и это не помогло. Он терпел, пока перед глазами не заплясали цветные искры, и тогда уже вынужден был вдохнуть.

Видно вокруг было не более чем на несколько ярдов. Газ, плотный, цветом напоминающий смесь дерьма с подсолнухами, не был туманом в полном смысле слова, но одним из ядовитых его сородичей. С тем же успехом можно было любоваться окрестностями посреди большого облака.

Там, где одежда слабо прилегала к телу — на запястьях, между рукавами и перчатками, и над воротником пальто, — кожа начала чесаться. Хотелось тереть ее и тереть. Вовремя заметив, что Зик с ожесточением возит по шее шерстяной перчаткой, Руди покачал головой и шепнул:

— Перестань. Только хуже сделаешь.

Здания казались бесформенными грудами многогранников, наваленных друг на друга. Окна и двери были либо выломаны, либо заколочены и заделаны. Напрашивался вывод, что в заколоченных домах более или менее безопасно; в случае необходимости можно будет поискать там убежище — надо лишь сообразить, как проникнуть внутрь. Но сказать было проще, чем сделать. То и дело ему попадались на глаза пожарные лестницы — громоздкие сплетения перил и перекладин, на вид не прочнее, чем мебель из кукольного домика; если прижмет, можно взобраться и по ним, но что потом? Разбить окно, спуститься в подвал?

Руди как-то упомянул, что тут повсюду припрятаны свечи.

И вот Зик уже вынашивает планы, как бы от него улизнуть.

Когда он понял, что именно этим сейчас и занимается, то был немало удивлен. Он ведь больше никого не знал в городе. Не считая калеки, ему тут встретилось всего двое, но одного из них Руди прикончил, а другая пыталась прикончить самого Руди. И если даже проводник честен с ним, шансы выжить у него все равно пятьдесят на пятьдесят — так почему бы не взять дела в свои руки?

Тут ему опять вспомнился китаец, и содержимое желудка попросилось на выход.

Нет. В маске нельзя. А если ее снять — умрешь. Забудь.

Усилием воли он заставил живот успокоиться, и тот подчинился.

Руди сутулой иноходью семенил вперед, плечо его поникло. Дорогу он показывал тростью, в которой — как теперь было известно Зику — умещалась всего лишь пара зарядов. А что такое две пули против своры слюнявых трухляков?

Не успел он подумать о них, как откуда-то поблизости донесся негромкий стон.

Оба застыли на месте.

Руди судорожно завертел головой, высматривая путь к отступлению.

«Трухляки?» — одними губами произнес Зик, но лицо его было скрыто маской, и ответа, естественно, не последовало.

А вот и второй стон — словно в ответ на первый. Тембр у него был другой, и звучал он как-то рвано, словно в производившем его голосовом аппарате не хватало кое-каких мелочей. Вслед за стонами послышались шаги — медленные, нерешительные. И звучали они так близко, что страх впечатался Зику в грудь кованым ботинком.

Обернувшись, Руди притянул его за маску к себе и тихо-тихо прошептал:

— Несколько кварталов отсюда. Высокая башня — белая такая. Залезаешь на второй этаж. Будет что-нибудь мешать — сломай. — На одну долгую секунду калека закрыл глаза. Затем открыл и произнес: — А теперь давай деру.

Увы, Зик сейчас никому и ничего не мог дать. Грудь, точно канатами, стянуло, на горле кто-то затягивал колючую петлю из шарфа. Посмотрев в направлении, указанном Руди, он только и увидел что пологий склон, который, подсказывало чутье, уведет его еще дальше от пресловутого холма.

Перед внутренним его взором прошли строем заученные наизусть карты, подтверждая неприятные догадки. Туда ему не надо… но хватит ли сил взбежать на холм? И куда прятаться, если не в ту башню, о которой говорил Руди?

Паника набивалась Зику в маску, ослепляла его, но это уже не играло никакой роли. Стоны, хрипы и шаркающие шаги слышались все ближе и ближе. Скоро, очень скоро они на него набросятся.

Первым сорвался Руди. Увечья увечьями, а бегать он умел. Только не тихо.

При первых же звуках топота стоны взмыли на высокую, визгливую ноту, и где-то в глубинах тумана начали сбиваться в стаю хладные тела. Силы стягивались. Охота начиналась.

Зик часто-часто задышал, пытаясь себя то ли успокоить, то ли раззадорить. Затем повернулся к спуску и бросил последний взгляд через плечо. Не увидев ничего, кроме ненасытной клубящейся мглы, собрался с духом. И побежал.