Затонувшая земля поднимается вновь - Майкл Джон Харрисон Страница 41

– Мило, – сказал он. – Спасибо.

Тут она рассмеялась, словно ожидала какого-то другого ответа, и отвернулась.

– Не самый мой любимый писатель, Чарльз Кингсли, – призналась она. – Но мне показалось, тебе понравится. В смысле, как прикол. Эту книжку многие помнят из детства, да?

Шоу – который из детства помнил только сборники сказок Мейбл Люси Аттвелл, – не знал, что ответить. Прочистил горло.

– Мне здесь нравятся картинки, – сказал он и еще раз поблагодарил.

– Давай поедим! Я вправду проголодалась.

– Итак. Как жизнь? – спросил он, когда они сделали заказ.

– Ну, сделала очень интересную новую прическу – хотя, если честно, кто сейчас не, – и вот я здесь с тобой. – Она подлила ему из маленькой бутылки «Флери», но сама почти не пила. – Причем такое ощущение, что заодно еще и со всеми в мире. Здесь всегда было так людно?

Когда он не ответил сразу, она продолжила:

– В общем, это не столько прическа, сколько личное сочинение на тему причесок.

– Под «жизнью» я имел в виду жизнь в общем, – заметил он.

– О боже, давай просто поедим и не будем в это углубляться. Тебе вкусно?

– Телятина очень хорошая.

– Всегда любила эту комнату, – сказала позже Виктория.

Было десять часов, молока дома не нашлось. Шоу с трудом пытался открыть окно. Ночь за ночью рама разбухала от речной сырости.

– Тебе не кажется, что здесь пахнет? – спросил он.

Если посчитать все комнаты, где он жил со времен переезда в Лондон, получалось десять; это число на фоне его опыта жизни в этих комнатах, его воспоминаний о комнатах и воздухе в них, выглядело маловатым. Было ощущение, будто жизнь задвинула его намного дальше в двухзначные цифры. Может, во время его кризиса и правда задвинула: по ночам, закрывая глаза, он иногда видел комнаты в Уэмбли, Южном Тоттенхэме и Арчуэе – в таких местах, где он вроде бы не жил, необлагороженных и темных, обязательно с болтающимися на петлях дверями, обязательно с застрявшими в открытом или закрытом положении окнами – комнаты развивались и деградировали вокруг него, как неудавшиеся формы жизни. Он сам не знал, что имел этим в виду, – разве что они напоминали временные чехлики, которые сварганила какая-то никчемная личинка в русле ручья. Из них дом 17 по Уорф-стрит, на взгляд Шоу, был самым неумелым чехликом.

– Ты была здесь только раз, – напомнил он.

Но Виктория уже перешла на новую тему.

– А, и твоя рыбка! – воскликнула она, словно только сейчас вспомнила, что ее дарила. – Твоя блестящая рыбка! – Рыбка в благородном молчании уставилась на Викторию выпученными ляписовыми глазками. Сейчас Шоу заметил, что атмосфера Темзы взяла свое: губы потускнели, перуанские серебряные бока потемнели от оксидов, тело сгибалось уже не так легко.

– Как вы вдвоем поживаете? – поинтересовалась Виктория. – Все еще хорошие друзья?

Шоу сдался и прекратил дергать окно.

– По-моему, у меня нечего выпить, – сказал он.

Она аккуратно вернула рыбку на полку.

– Да я и не пью. Никогда особо не пила – только с тобой, потому что паниковала из-за твоей паники. – Она подошла к окну, бросила взгляд на Уорф-Террас – ее машина еще на месте, – потом без предупреждения обняла его.

– А ты все еще в панике? – Потом отпустила и отвернулась. – Мое женское чутье подсказывает, что да.

– Я могу за чем-нибудь сбегать, – предложил Шоу.

Вместо этого они пили быстрорастворимый кофе и сидели в разных концах кровати, словно незнакомцы. Весь оставшийся вечер ему казалось, будто она скрывает свои ожидания.

– Ты ни разу не ответил на мои письма, – произнесла она. Не успел он придумать, что сказать, как она забрала у него чашку и толкнула его на кровать. – Ты их наверняка даже не читал. Ты столько всего пропустил. У меня там в провинции настоящие приключения. – Она стала выбираться из комбинезона. – В чем наш секрет? У таких, как мы? Как у нас получается закрыть все двери наглухо? Даже не пытайся отвечать. Мы оба не понимаем, что я несу.

Шоу узнал момент слабости и спросил:

– Ты правда видела труп в тринадцать лет?

– Я так раньше просто говорила, чтобы привлечь внимание.

– И работало?

Она пожала плечами.

– Ой, да даже не знаю.

И потом:

– С тобой вот сработало.

Около двух часов ночи она сказала: