Последний рыцарь - Влада Ольховская Страница 40

– Ты тоже не боишься, – указала Керенса.

– Я же вампир, мы – дети смерти.

– А я из клана Мортем, и мой род – ее хранители. Нас учат не бояться смерти с тех пор, как объясняют, что это такое.

– Разве можно научить не бояться смерти?

– Легко, вопрос дисциплины, а она в нашем клане очень сильна. Все Великие Кланы – воины, но за много веков существования у нас появились и иные сферы интересов. Например, Арма – торговцы и банкиры, хранители информации и изобретатели. Эсентия – врачи, учителя и вечные защитники мира. Инанис – управленцы, спортсмены, те, кто любит побеждать.

– А Мортем?

Родерик знал о Великих Кланах ровно столько, сколько и полагалось нелюдю его уровня.

Он никогда не думал, что ему доведется столкнуться с ними так близко.

– А Мортем – армия, – ответила Керенса. – Поэтому для нас очень важна дисциплина. Мы охранники, тюремщики, мы должны подчиняться, когда нужно, потому что протест и своеволие недопустимы в бою.

– И ты тоже военная?

Он не хотел насмехаться над ней, но и не мог воспринимать слова, произнесенные этой дрожащей от лихорадки тростинкой, всерьез.

Керенса не была ни оскорблена, ни обижена:

– Больше, чем ты думаешь. В клане Мортем распределение ролей и субординация сильнее, чем в других семьях. Наша первая ветвь – это верховный главнокомандующий, третья ветвь – это казначеи, отвечающие за состояние клана.

– Ты упустила вторую ветвь, а это, если не ошибаюсь, ты.

– Не ошибаешься. Вторая ветвь – это армия внутри армии, воины, атакующая сила.

– Если так, то почему тебя не было возле клетки с чудовищами, когда там убили вашего лидера?

– Потому что там был он, – пояснила колдунья. – Первая ветвь всегда жила возле клетки, всегда следила за ней. Но при этом клан Мортем должен был показывать всем остальным кластерным мирам, что он силен. Это была моя задача, я представляла интересы клана во всех битвах, в которых мы соглашались участвовать. Я сражалась и в тот день, когда погиб лорд Анор Мортем, по его приказу.

Она и правда была хорошо вымуштрованным солдатом, Родерик знал такую породу, слышал знакомые нотки в ее голосе. И в этом он не мог ее понять: для него любая битва была страстью, честной охотой. О деньгах и репутации он тоже не забывал, но они всегда оставались на втором месте.

Потому что он жил своей жизнью, а Керенса – нет.

– Ну а с семьей что? У тебя есть семья, вояка? – полюбопытствовал он.

Он никогда и ни с кем не вел такие разговоры, они были ему просто не интересны. А с другой стороны, Родерик раньше не был заперт в кластерном мире с одним-единственным человеком.

Да, интерес к кому-то – это слабость, вампир не забывал об этом. Но Керенса никому не расскажет об их разговоре, просто не успеет, так что не страшно. Родерик любил получать новый опыт, и на этот раз таким опытом стало сближение с кем-то.

– У меня нет семьи, чем-то всегда нужно жертвовать, – слабо улыбнулась она. – Нельзя быть генералом Великого Клана с перерывами на кормление грудью и пеленание младенцев. Или одно, или другое. Я выбрала битву.

– Как тебе разрешили это? – поразился Родерик. – Ваша братия печется о сохранении своей драгоценной крови, но при этом тебе позволили не рожать?

– У второй ветви будет наследник без моего участия.

– Что еще за извращения, младенец из пробирки?

Она тихо засмеялась, и смех оказался на удивление приятным.

– Только если ты называешь пробиркой мою сестру, что вряд ли понравилось бы ей. Моя младшая сестра добровольно отказалась от участия в управлении кланом, она удачно вышла замуж за чистокровного человека, сейчас у нее двое детей. Ее старшая дочь сильна, и когда придет время, она станет мне достойной сменой.

– Ну а ты что же? Как идеальный солдат, отказалась от всего?

– Напротив, я поступила очень эгоистично.

– Лишившись возможности стать матерью?

– Позволив себе свободу, – пояснила Керенса. – Многие наследники высших ветвей жалуются на постоянное давление: родня лезет в их личную жизнь, подбирает для них выгодных партнеров, не позволяет быть с теми, кто им дорог. Объявив следующей наследницей мою племянницу, я отвела от себя всеобщее внимание. Всей этой когорте тетушек и бабушек уже было плевать, с кем я встречаюсь, с кем делю постель, главное, чтобы я не устраивала из этого показуху. Но им повезло, в своей личной жизни я предпочитаю тишину.

– Но если бы тебя потянуло под венец, начались бы проблемы, не так ли? – хмыкнул вампир.

– Да, тогда с семейством пришлось бы побороться. Но я не загадывала далеко наперед, я положилась на удачу. Я решила так: если судьба будет ко мне милостива, и я действительно смогу кого-то полюбить, я решу проблему с браком и наследованием. А пока у меня не было жениха, зачем усложнять отношения с семьей? Проблемы решаются по мере поступления. У меня проблемы так и не появилось, мои случайные любовники не заслуживали того, чтобы ради них я ввязывалась в скандал.

– Не слишком весело.

– Это жизнь, кому-то везет в одном, кому-то – в другом. Мне довелось носить доспехи, а не свадебное платье, так тоже бывает. Странно вообще слышать рассуждения о высших чувствах от вампира.

– Расизм?

– Мне казалось, что телесная любовь интересует вас больше, чем платоническая. Или я ошиблась?

Это было так странно… Они оказались в ловушке, из которой нет выхода, их преследовали пособники чудовищ, Керенса могла в любой момент умереть, а Родерик не представлял, как осуществить свою месть. Они почти проиграли – но что заботит их в этот миг?

Понимание того, насколько абсурдной стала его жизнь, заставило вампира рассмеяться. На душе было непривычно легко.

– Что смешного? – без обиды спросила Керенса.

– Послушай только… Мы с тобой на дне – ниже некуда, нам бы впору могилы себе копать, а у нас только и разговоров, что наши бывшие.

– А разве это не прекрасно? Я лучше буду говорить глупости о любви, чем думать о том, что я уже несколько часов не чувствую свою ногу. В клане Мортем говорят: не зови смерть, она сама придет, а пока она в пути – люби жизнь. Я слышала, что живорожденные вампиры только жизнь и любят, причем свою, а больше – никого и ничего.

Тут она попала в точку. Родерик не брался сказать, сколько любовниц у него было за его долгую жизнь. При этом имен он запомнил с десяток – самых страстных и талантливых в постели. Друзей у него тоже не было, он предпочитал работать с теми, кем он может управлять – он наивно думал, что этим защитит себя от предательства.

Так жили почти все живорожденные. Однако Родерик впервые не смог гордо объявить об этом – что-то мешало.

Но ему и не пришлось объясняться с ней, потому что Керенса вдруг вывернулась так, что он едва не уронил ее.