Страх. Книга 1. И небеса пронзит комета - Олег Рой Страница 40

– Ты упала в обморок, вот и все. Просто переволновалась, маленькая, на пустом месте.

Я вспоминаю события прошлого дня и мрачнею:

– Почему ты не сказал мне… о новом балете?

Герман наклоняется ко мне, очень близко. От него пахнет одеколоном, и еще я улавливаю слабый запах виски. Неужели он пил? Да нет, не может быть, это, наверное, у одеколона такой сложный аромат. Герман пристально, словно гипнотизируя, смотрит мне в глаза:

– Потому что я не считаю эту работу важной. Мне нужно было чем-то заняться, пока… – Он останавливается, словно подбирает нужные слова. – Пока я снова не начну работать с тобой. Но, – хмурится он, – если честно, эта работа впервые не доставляет мне ни малейшего удовольствия.

Его голос настолько искренен, он настолько раскрыт передо мной, что мне становится стыдно за свою ревность и недоверие. Я поднимаю руку и глажу его по небритой щеке:

– Прости… что сомневалась в тебе.

Герман качает головой:

– Ну что ты… я должен был понимать, как ты это можешь воспринять. Так что это ты меня прости. Я должен был предупредить тебя. Но я не хотел тебя расстраивать, и вот что получилось.

Мое сердечко уже ликует, трепещет в груди так, что, кажется, если бы не моя слабость, я бы просто взлетела. Но тут я вспоминаю о Масике, и меня мгновенно накрывает волна ужаса:

– Масик! Что я наделала!

Герман прикрывает мне губы пальцами:

– С ним все хорошо, – твердо говорит он. – Я сразу же отвез тебя сюда, так что все в порядке. Ирина говорит, что с… с ребенком все нормально, не беспокойся.

И все-таки у него в глазах мерцает что-то непонятное. Ах, я же понимаю, что мое безрассудство, моя идиотская истерика, что все это могло быть для Масика очень опасным! Боже, почему же я такая дура?!

– Не плачь. – Герман ласково меня обнимает. – Не плачь, все хорошо. Сейчас тебя посмотрят еще раз, и я заберу тебя домой.

– Клянусь – больше ни шагу за порог не ступлю! Буду беречься изо всех сил!

– Нет-нет, доктор велела двигаться, даже советовала нам сходить куда-нибудь…

В дверь постучали.

– Тебе принесли завтрак, – сказал Герман. – После завтрака – на осмотр, а потом домой. А вечером пойдем в ресторан.

Мы так давно нигде не были вместе. Наверное, я слишком сильно сосредоточилась на своей роли, на Масике, так нельзя. Герман же никуда не исчезает из моей жизни, ему тоже нужно внимание:

– А куда?

– В «Тауэр», к примеру.

Этот ресторан располагается на крыше самого высокого здания в городе – бизнес-центра Гарри Фишера. Кажется, что столики стоят прямо под открытым небом, и только если очень внимательно присмотреться, можно заметить почти невидимый, самоочищающийся от осадков стеклянный зонтик. С этой крыши открывается чудный вид на город, на морское побережье, национальный парк, над которым торжественно царит, замыкая его, горный хребет… А еще прекрасно видно звездное небо (мы ведь там будем вечером), и вечный свет города не делает звезды тусклыми. Только это все я знаю по рекламным роликам. Я никогда не была в «Тауэре», потому что…

– Но я же боюсь высоты! – невольно вырвалось у меня. Как я могла забыть?!

– Ничего, – обезоруживающе улыбается Герман, – я заказал столик в атриуме, возле фонтана. Мы будем видеть только звезды. И комету. Так что сейчас хорошенько позавтракай и постарайся набраться сил. Я пока подожду тебя в вестибюле.

– А как же твоя работа? – беспокоюсь я.

– Я со вчерашнего дня в отпуске, – отвечает Герман, остановившись в дверях. – И вообще, я не знаю, буду ли дальше работать над «Гейшей». Как-то все не так. Впрочем, это не имеет никакого значения. Может, что-то другое напишу. Правда, пока у меня нет никаких свежих идей. Я пишу для одной тебя, для других у меня не получается.

И он выходит, пропуская в палату сиделку с подносом, накрытым крышкой. Под крышкой завтрак, не по-больничному вкусный и довольно сытный. Я, совсем не как вчера, очень хочу есть. Еда сегодня не отталкивает, а притягивает. Очень вкусно. Я наслаждаюсь каждым глотком. Выданные Ириной таблетки я высыпаю в карман халата – потом выброшу. Еще не хватало – травить моего Масика всякой гадостью!

В голове почему-то продолжают звучать слова Германа:

«Мы будем видеть только звезды. И комету».

06.09.2042.

Национальный парк. Ойген

Этот Феликс мне категорически не по душе. Такой, из заядлых ботаников и скромников, которые вроде как и вперед особо не лезут, но крепких середнячков вроде меня всегда оттесняют на задний план. Не знаю, как это у них получается. Вот этот, скажем. Кажется тихоней, но при этом глазастый и подозрительный, как налоговый инспектор. Наверняка Дева по Зодиаку. Да еще головой встряхивает. Как лошадь. Не то чтобы часто, но меня передергивает.

Люди, которые себе на уме (Эдит, кстати, из таких «тихушников», несмотря на всю свою инфернальность), меня настораживают, непременно от них дождешься какой-нибудь пакости на ровном месте. К тому же этот Феликс зыркает на меня так, словно я вытащил у него из кармана драгоценности британской короны. Может, это ревность? Может, он в Макса влюблен? А что, в наше просвещенно-толерантное время это уже чуть ли не нормой считается.

Ладно. Если он всего-навсего ревнует, это ничего, пусть. А если… Да ну, бред. Не может он ничего знать о сути наших с Максом отношений…

Разве что Максова старуха проболталась…

С нее станется. Хотя… Нет, тоже вряд ли – четверть века молчит как рыба об лед, лишь бы драгоценный сыночек правды не узнал. С чего бы ей сейчас проболтаться? А ведь давно могла бы. Зная Макса, можно быть практически уверенным, что его ничто не выбьет из колеи, даже эта самая правда. Редкостная устойчивость к любым потрясениям, что физическим, что психологическим. А уж профессия его… У спасателя и подготовка, и впечатлений специфических столько, что матерый патологоанатом позеленеет. Впрочем, насчет патологоанатома – это я утрирую, конечно. Опыт примерно одного порядка.

Макс меж тем, как водится, разошелся. Вообще-то наши с ним (или его с Феликсом) горные прогулки – моя маленькая взятка. И сама идея была целиком моя, хотя без одобрения Ройзельмана… Но он не только одобрил, но и похвалил. Всем нужна отдушина. А наедине со мной (и, как я понимаю, с Феликсом, который в излишней болтливости пока не замечен, мы бы знали) Макс может в кои-то веки побыть самим собой. Так что на этих прогулках у Макса есть возможность от души порезвиться, никто не увидит. Подумаешь, сверхспособности. Кстати, не настолько уж они и «сверх». Просто верхняя граница, да не в одном направлении, как это обычно бывает (ну там кто-то бегает быстрее всех, кто-то тяжести таскает, кто-то справочник по машиностроению с одного прочтения запоминает), а веером. Почти по всему спектру человеческих возможностей. Много, ой, много может наш драгоценный Максик.