Ротмистр - Евгений Акуленко Страница 40

— Велите вашим людям не мешать, — попросил Вортош. Ревин сделал знак и казаки притихли. Хан никак не реагировал на происходящее. Он глотал дым из костра, дергался в такт рваному ритму, приседал, мотая головой, отчего пушистый хвост выделывал замысловатые фигуры.

— Однако должен заметить, — проговорил Ревин, — что подобной выходки я не ожидал. Еще мне шаманских плясок в расположении не доставало… Медведей, цыган… Черт знает, что такое! Вынужден просить вас передать вашему коллеге, что подобное поведение недопустимо.

— Можете звать его Шалтый… — Вортош помолчал.

— Некоторые наши поступки могут показаться вам странными. Или даже нелепыми. Но поверьте, им существует вполне прагматическое объяснение. Боюсь накликать ваш гнев, но подобное действо Шалтый вынужден исполнять регулярно.

— Диву даюсь, — пробормотал Ревин и сделал попытку уйти, — что вы за человек?..

— Я вас прошу, Ревин, — Вортош удержал за локоть. — Прошу, требую! Верьте мне!

— Это очень трудно сделать.

Стук бубна оборвался. Некоторое время Шалтый стоял, глядя невидяще перед собой, покачивался, как тростина от ветра. И вдруг рухнул наземь словно подкошенный. Вортош бросился к нему, сел на колени, наклонился к самому лицу. Монгол говорил что-то, еле шевеля губами. Ревин не стал дожидаться окончания странной сцены и отправился спать. Но даже не успел раздеться, как к нему в палатку без всякого предупреждения ворвался Вортош.

— Я, конечно, понимаю, что петербургские ученые народ занятой, — Ревин выразил свое неудовольствие, — но любезный Вортош, в следующий раз утрудитесь хотя бы деликатным покашливанием. А то ж могу пальнуть спросонья… Что стряслось?

Даже в неверном свете походной лампы бросались в глаза разительные перемены, произошедшие с ученым. На его лицо словно снизошла могильная тень.

— Господин, полковник, — неожиданно резким голосом объявил Вортош, — прикажите вашим людям седлать лошадей. Мы выступаем!

— Помилуйте! Что за вздор?

— Выполняйте!

— К чему такая спешка, объясните! Экспедиция пропала месяц назад. Что может значить одна ночь?

— Расхожее заблуждение считать, что прошедшее время как-то влияет на текущий момент.

Некоторое время Ревин и Вортош ломали друг друга взглядами.

— Хорошо, — сдался Ревин, — допустим ваши оккультные науки предписывают выступать немедля. Сочетание звезд, я не знаю, карма…

— Звезды ни причем, — перебил Вортош. — Дорога каждая минута. В том числе и эта, которую я потратил на спор с вами. Чего, к слову говоря, делать не должен.

— Простите меня, господин Вортош, — съязвил Ревин, — но исходя из элементарной математики, мы покроем большее расстояние, выступив засветло. Лошади отдохнувшие и пойдут хорошим ходом. Гнать их ночью – безумие. Они переломают себе ноги, а нам шеи. К тому же речь идет, — Ревин взглянул на брегет, — о четырех-пяти часах.

— Время имеет свойство течь по-разному. Этого элементарная математика не объясняет, но я легко докажу вам на примере, — дыхание Вортоша сбилось, на щеках заплясали желваки, вздулись жилы на шее. — Одно дело почивать с дамой на перине, — ученый глубокомысленно указал подбородком в сторону, где за матерчатой перегородкой жила Айва. — А другое… сидеть на колу! Я… Прошу вас, — добавил он спокойнее.

Собирались кубарем. Полусонные, с неразлипающимися глазами казаки, заплетаясь в постромках, седлали лошадей. Путали в темноте поклажу, бранились. Кто-то в суматохе пальнул из карабина, отчего с испугу подорвали кони.

Внешне Ревин оставался спокойным, на солдат не орал, оставляя это удовольствие Семидверному и десятникам. Остругивал прутик, сидя на деревянной колоде, да разглядывал насколько позволял свет костров нетерпеливо прогуливавшихся поодаль ученых, уже готовых к предстоящему маршу. Шалтый напялил кольчужную безрукавку, сплетенную из двух слоев крохотных колечек. Лысое его темя прикрывала проклепанная кожаная шапка с острым верхом. К поясу шаман прицепил широченные крутоизогнутые ножны. Что за сабля покоилась в этих ножнах, Ревин боялся себе вообразить. По его представлениям она должна была больше походить на секиру. Вообще, если бы не добротного английского сукна серо-зеленый костюм и не револьвер в кобуре, Шалтый походил бы на монгольского воина средних веков. Или на шамана, что господам ученым виднее.

Коллега его ничем экстравагантным не отличался. Если не считать странного вида деревянного футляра, притороченного к седлу. Ревин также отметил на поясе Вортоша револьвер, и, не сдержавшись, позволил себе замечание.

— Судя по вашему воинственному виду, господа ученые, вы собрались в рукопашную?

— Предполагаю, что там, куда мы отправляемся, с мелкоскопом делать нечего, — парировал Вортош.

— Уж смею вас заверить! — усмехнулся Ревин. — Я забыл поинтересоваться, вы в седле-то сидите?

— Мы сидим в седле…

Мимо, не удостоив никого взглядом, прошествовала по-походному одетая Айва, ведя в поводу жеребца. Жеребец этот был оставлен пленнице распоряжением Ревина. То есть Айва имела разрешение забирать его из стойла, чистить, купать и прогуливаться верхом. Но на деле все обстояло не совсем так, это девушка не позволяла никому приблизиться к своему любимцу. Да и сам жеребец характером в хозяйку, норовил зарядить копытами да драл зубами почем зря. "Сатана башибузучья", ругали его казаки.

— Могу я поинтересоваться, сударыня, куда вы собрались? — нахмурился Ревин.

— Я еду с вами!..

— А на кой нам вас не доставало?

— Ну, вам же нужен проводник!..

— Вы никуда не едете!.. И откуда у вас ятаган, скажите на милость? Айва вскинула голову, не удостоив Ревина ответом.

— Семидверный! Почему у пленного оружие?

— Дык… Тово… Не могу знать ваше высокоблагородие! Прикажете отобрать?

Айва угрожающе зашипела и схватилась за эфес.

— Отставить! — махнул рукой Ревин.

— Я здесь не останусь! И вообще!..

— Сударыня! Я вас сдам, в конце концов, контрразведке! Поедете в Сибирь на поселение шить рукавицы. Айва поджала губки. В глазах ее блеснули слезы.

— Евгений Александрыч, да возьмите вы ее! Может хоть сбежит по дороге…

— Тьфу! — Ревин в сердцах плюнул. — Черт знает что! Урядник, стройте сотню!

Ночь наполнилась топанием копыт, бряцанием оружия. Каждый казак вел с собой по пристяжной лошади, чтобы, пересаживаясь, давать им попеременно отдых на бегу. Надо понимать, что порядка в строю, это обстоятельство не прибавляло. Ревин проскакал мимо на своей никак не желающей просыпаться кобыле, пообещал зло, оставаясь для многих невидимым в темноте:

— Погодите, черти! Я вас научу собираться в срок! Вернемся, дважды за ночь поднимать буду по тревоге!

— Чавой обещал полковник-т наш? — крутили головами казаки.