Небо Атлантиды - Антон Первушин Страница 40

– Господин полковник, вы всё слышали. Выполняйте.

– Слушаюсь, господин президент.

Виталиюс Вайкшнорас встал из-за стола и пересел к своему персональному терминалу. Нацепил микрофон с наушником и набрал на клавиатуре первый номер. На то, чтобы по защищённой линии передать приказ президента майору (майорасу) Масколиунасу ушло две минуты. На то, чтобы поднять по тревоге батальон моторизованной пехоты, ушла ещё одна минута. Отсчёт пошёл, и теперь собравшимся в кризисном центре оставалось только ждать.

(Литва, август 2000 года)

– Лёшка куда-то пропал… – сообщил Лукашевич с тревогой, он посмотрел на экранчик своего «мобильника», чтобы проверить, хватает ли заряда батарей – заряда, вроде бы, хватало.

– Наверное, не может сейчас разговаривать, – утешил его Громов. – Ещё перезвонит.

Константин почувствовал такое невыразимое облегчение после получения весточки от Стуколина, что был абсолютно уверен: всё теперь будет хорошо, они вчетвером вернутся домой и ничего не придётся рассказывать безутешным родственникам.

– «Рено» у него, говоришь? – переспросил Золотарёв. – Это, конечно, здорово. Но влезем ли мы всей компанией?

– Влезем, – пообещал Лукашевич, хотя и с некоторым сомнением в голосе. – Он сказал, что у него не просто «рено», а автобус. Должны влезть.

– В крайнем случае, – добавил Громов, широко улыбаясь. – Посадишь на колени госпожу Олбрайт.

– Гы-гы-гы, – изобразил Золотарёв, не приняв шутку. – Чего это тебя, подполковник, разобрало? Чего весёлый такой?

– Да радуюсь я, что Лёшка Стуколин жив и здоров. Я-то думал, ты его завалил с концами. Не хотел пока говорить, чтобы отношения не портить.

– Ну и дурак! – отозвался Сергей сердито. – Не сказать надо было, а спросить. Я, например, знал, что пилот первого «Яка» катапультировался. И что парашют у него нормально раскрылся, тоже видел.

– Действительно я полный дуралей, – легко согласился с нелестной характеристикой Громов. – Да я кем угодно готов называться, лишь бы все оставались живы и здоровы.

– Стареешь, значит, подполковник, – проворчал Золотарёв. – Гуманистом, блин, стал. А нам, между прочим, не до гуманизма. Это вражеская территория, и скоро винтокрылые архангелы прилетят по наши души…

И словно кто-то услышал его последнюю фразу. С севера донёсся характерный стрекот – над лесом шли вертолёты.

Офицеры оглянулись, ища машины взглядом, но «врага» пока видно не было.

– Назад? На борт? – спросил Лукашевич; он всё ещё вертел сотовый телефон в руках, дожидаясь, когда перезвонит друг Стуколин.

– А смысл? – Золотарёв махнул рукой. – С тем же успехом можно под моим «Иглом» спрятаться. Кстати, там и порешаем, как дальше быть. Вы идёте, мадам? – повернулся он к Мадлен Олбрайт.

Ей пришлось ускорить шаг, хотя среди капустных кочанов это было не так просто сделать, как кажется со стороны. С грехом пополам, понукаемая Золотарёвым, вся компания всё ж таки выбралась на шоссе и приблизилась к американскому истребителю.

– Где ты только научился эту машинку водить? – поинтересовался Громов, не скрывая своего восхищения. – Я на многих, ты знаешь, лётывал, но на «Эф-пятнадцать» – никогда. А главное, ведь ещё и тактику стандартную освоил! Я решил, что на нас самый натуральный американец набросился.

– Были учителя, – уклончиво ответствовал Сергей.

– Это низко! – заявила вдруг госпожа Олбрайт, негодующе посверкивая своими зеркальными очками. – Это подло выдать себя заместо американский пилот. Так нельзя поступать.

– Это ещё почему? – удивился Золотарёв. – Чего-то я не припомню такого закона…

– Есть такой закон, – заверил его Громов. – Гаагская конвенция называется. В ней чётко прописано: если хочешь воевать за какую-то страну, изволь носить форму её армии. Всё остальное – партизанщина. [44]

– Ясненько. Тогда считайте, что я воевал за Америку.

– Это как? – не понял Лукашевич.

– Потом объясню. Прячемся! Летят архангелы, летят!..

Компания обошла истребитель и спряталась за стойками шасси. Даже Мадлен Олбрайт не воспротивилась очередному насилию на её свободой, послушно присев на асфальт. Она то ли смирилась со своей судьбой, то ли посчитала, что ещё не время демонстрировать неукротимый нрав.

Звук, издаваемый лопастями и турбореактивными двигателями, сначала приближался, а потом в какой-то момент начал удаляться, стихать.

– Значит, круги нарезает, – поделился своими соображениями Золотарёв. – Но найдёт раньше или позже: Литва – страна маленькая.

Поскольку опасность миновала, Громов выпрямился и стал изучать раскраску и маркировку «Игла». И то, и другое внушали уважение. На борту самолёта имелась роскошная эмблема – многоцветный герб с крестами и полосами.

– First Tactical Fighter Wing, – прочитал Константин.

– Первое тактическое истребительное авиакрыло, – перевёл Золотарёв, хотя Громова и так все поняли. – Ты ещё на киль посмотри. Там много интересного намалёвано.

Громов пошёл вдоль самолёта, а Лукашевич спросил:

– Где это твоё авиакрыло находится?

– Авиабаза Ланглей, штат Вирджиния, – важно ответил Золотарёв. – Но это не принципиально. Ты мне вот что скажи, свою «вертикалку» поднять в воздух сможешь?

Алексей покачал головой:

– Вряд ли. Да и топлива осталось совсем чуть – до границы уже не дотянуть.

– Идиотизм! – подытожил Сергей. – На что же вы рассчитывали, орлы?

– У нас не было выбора. Фокин уверял, что в Калининграде нас ждёт полная засада.

– А Белоруссия?

– Этот вариант с самого начала исключался. Там мощная ПВО, а с «батькой» Лукашенко у Фокина договорённостей нет.

– Ясно. Значит, будем выбираться все вместе, скопом, – он встал и похлопал истребитель снизу по окрашенному в серо-стальной цвет фюзеляжу. – Жаль бросать машину. Похуже, конечно, «журавля», [45]но я к ней привык.

Взгляд Золотарёва переместился к носу, потом – от носа к крыльям.

– Если они дороги перекроют, – задумчиво произнёс он, – то придётся прорываться. Два ПМ и один револьвер – это тьфу и растереть… – Золотарёв потёр подбородок. – Автобус, значит?..

Подошёл Громов.

– Хотел бы я знать, – сказал он, – как вы умудрились «Игл» заполучить? Очень интересно.