Карпатская тайна - Дэвид Линн Гоулмон Страница 4

О гневе Иисуса ходили легенды, но Кале даже не моргнул, когда новый лидер иудеев поднялся на ноги. Единственным движением, которое сделал гость, было легкое прикосновение к бронзовому мечу под складками его одежд.

– Иерихон должен пасть… он должен пасть сегодня! – воскликнул Навин.

– Тогда советую тебе собрать всех своих солдат, старый друг, потому что тебе придется взять этот город без помощи иеддитов и наших голиа. Я больше не рискну жизнью ни одного члена своего племени, и ни одно из оставшихся животных никогда не будет убивать ради людей.

– Разве это убийство, если цель – поиск дома для всех детей Израиля?

– Ищи дом, но живи в мире с народом этой новой земли. Возможно, воинам врага и придется погибнуть, но не их женщинам и детям – хотя ты не обращаешь внимания на такие тонкости, Иисус.

– Кале, после сегодняшней ночи ты и иеддиты свободны. Голиа отправятся на север с тобой. Забирайте их и ступайте, как братья.

Гость остановился у выхода из шатра, но не осмелился спросить, какова цена этой неожиданной уступки.

– Если ты позволишь голиа принять участие в этом сражении, город будет взят сегодня. После того, как стены Иерихона падут и город будет сожжен, тебе будет поручена еще более важная для народа Израиля миссия, – продолжил старейшина.

Плечи Кале опали, когда он узнал об истинных намерениях Иисуса. Глава колена Иедды считал Навина мудрейшим из людей. В том, что касалось дальнейшей судьбы детей Израиля – гораздо более мудрым, чем даже пророк Моисей. Кале ждал, когда Иисус сообщит, зачем на самом деле послал за ним.

– Боюсь, что даже после того, как война на этой земле, богатой реками, лесами и садами, закончится, – объяснил Навин, – наш народ не сможет обрести истинного покоя. Боюсь, что нам это просто не суждено. – Он подошел к Кале, прикоснулся к его плечу, и глава колена Иедды посмотрел на своего старого друга. – Предательство людьми Бога в Синае разгневало Господа воинств небесных, и в наказание за гордыню наш народ обречен веками сражаться с народами и племенами Ханаана.

Иисус с мольбой посмотрел на друга.

– Мы рискнем жизнями всего двух голиа ради того, чтобы спасти не только остальных животных, но и все колено Иедды и дать людям шанс сохранить свое наследие. В будущих битвах со здешними народами мы можем потерять свои величайшие сокровища. После падения города ты заберешь это наследие с собой и сохранишь его местонахождение в тайне как от других народов, так и от наших людей. Это твоя задача. Уходи в свои великие горы, и клянусь, что никто не последует за голиа и иеддитами. Дай нам двух голиа и произнеси заклинание – это все, что я прошу у великого Кале.

– Ты клянешься на каменных скрижалях, что ты и избранный народ не последуете за моими людьми и голиа на север?

– После сегодняшней ночи иеддиты могут забрать голиа, а также мастеров и строителей фараона, чтобы возвести величайший храм в истории, где будет храниться наследие нашего народа. Хорошо спрячь его, и больше тебе никогда не придется терпеть лишения из-за народа Израиля.

– Что ты делаешь, брат? Ты отдаешь горы золота и бесценные дары, полученные от Господа – для чего? Чтобы их не отобрали у народа другие армии, которые придут сражаться с тобой в Ханаан? – Кале подошел к старому другу. – Ты врешь мне, брат, но почему?

Иисус отвернулся от собеседника, достал свой меч и посмотрел на него в слабом свете масляных ламп.

– Потому что если мы не спрячем навсегда свои военные трофеи и дары самого Господа, наш народ никогда не обретет здесь свой истинный дом, и нам придется еще тысячу лет воевать с ханаанеянами за эту землю. Если богатства Египта и дары Господа останутся у нас, мы будем вечно защищать то, что не является для нас жизненно необходимым.

– Возможно, ты не говоришь с Богом, но ты воистину говоришь от лица избранного народа. Если люди узнают, что ты отдал величайшие сокровища, дарованные нам Господом, они проклянут твое имя, брат. Если ты отдашь голиа и иеддитам Божьи дары, чтобы мы спрятали их на севере среди скал и льда, ты будешь проклят.

Иисус рассмеялся – впервые за, как ему показалось, долгие годы.

– Что может быть хуже, чем бремя лидерства, возложенное на меня Моисеем? Нет, друг мой, я не пожертвую жизнями своих людей ради сокровищ и наследия, которое может просто исчезнуть с тобой и твоими людьми в ночи. Люди боятся голиа, они не станут вас преследовать. Возведи для меня храм в великих горах на земле снега и льда и похорони наши сокровища там навсегда.

– Я отдам приказ голиа. Я сообщу тебе о плане атаки. Этой ночью Иерихон падет, брат Иисус. Затем я заберу своих людей и голиа, и мы навсегда покинем эту кровавую землю.

Навин кивнул. Сделка была заключена, и иеддиты должны были выполнить Божью волю еще один, последний раз. Он жестом показал своему другу на карту великого города и поделился с ним планом финальной битвы голиа за Богом избранный народ.

Меньше чем через час Кале вызвал двух своих лучших воинов, чтобы произнести заклинание и установить связь с голиа.

* * *

Двое караульных на южной башне наблюдали за тем, как иудейское воинство маршировало за городскими стенами, освещая свой путь вокруг них тысячами факелов. На закате зазвучали трубы, как и каждый вечер с начала четырехмесячной осады. Один из караульных отвернулся и приподнял кусок материи с чашки, чтобы достать из нее большой ломоть черствого хлеба. Он разломил его пополам и кинул кусок поменьше своему напарнику.

– От музыки мне сразу хочется есть и пить. – Взглянув на плесневелый кусок хлеба в своей руке, он покачал головой. – Но, видимо, придется довольствоваться этим твердокаменным хлебом.

Второй караульный взял хлеб и повернулся, чтобы посмотреть на барабанщиков и трубачей, за которыми продолжали свой марш вокруг городских стен иудейские воины, вооруженные копьями и щитами.

– Эти барабанщики сводят меня с ума. Они мне уже во сне снятся. – Караульный взглянул на хлеб в своей руке и отбросил его в сторону. – Я из-за них даже аппетит потерял, – добавил он, наблюдая за тем, как ломоть перелетел через край башни и исчез в темноте внизу. – Когда они нападут?

С отвращением жуя хлеб, первый караульный прошел несколько шагов, отделявших его от напарница, и тоже выбросил свою еду за стену.

– У них недостаточно воинов ни для чего, кроме осады. Они уйдут, когда поймут, что им не пройти за наши стены.

* * *

Второй кусок плесневелого хлеба ударился о камни у подножия стены в шесть футов толщиной и откатился к основанию маленького гранатового деревца. Крупный нос животного не учуял его, поскольку его ноздри вынюхивали другие запахи, помимо гнилой еды. Но когда хлеб оказался всего в нескольких дюймах от носа зверя, его желтые глаза расширились, он задрал свою длинную волчью морду и начал принюхиваться. Самец учуял двух ханаанеян. Они были в сотне футов над спрятанным зверем, выжидавшим, пока пройдут трубачи и барабанщики. Под покровом ночи самец медленно поднялся на все четыре лапы прямо под сторожевой башней. Он сидел там и ждал, вынюхивал, чтобы убедиться, что на посту были только двое караульных. После этого зверь еще раз втянул носом воздух, а затем повернул свою огромную голову в сторону небольших холмов, окружавших Иерихон. В этот момент еще двое самцов голиа выскользнули из укрытия и, сделав по два гигантских шага, оказались у подножия стены.