Случайные гости - Дарья Кузнецова Страница 4

Но ностальгия совсем не помогала разобраться в происходящем и выработать план действий. Такого надежного способа связи с высшими силами и подсознанием у меня не было, интуиция тоже молчала.

Уже от безысходности я полезла смотреть показания климатических датчиков. Температура, влажность, давление, атмосферный состав… Стоп. А с давлением у нас что?!

Некоторое время я тупо созерцала красивые стрелочки, наглядно демонстрирующие направление сил, воздействующих на пространство под обтекателем. Стрелочки безжалостно растягивали «Выпь» и всех ее соседей в противоположные стороны. Гравкомы – гравитационные компенсаторы – исправно создавали там корабельное поле, но не исключали воздействия притяжения планеты. Сила воздействия по сравнению с заявленными характеристиками излучателя была ничтожной, но стоило вправить мозги компенсаторам, и наше положение в пространстве сразу определилось.

Проще говоря, «Выпь» укачало и слегка мутило. А некоторые люди еще утверждают, что техника бездушна! Вот как им после такого верить?

Впрочем, так говорят только те, кто никогда с ней по-настоящему не работал. Дело ведь не только в наличии или отсутствии искусственного интеллекта, даже у самых простых вещей есть своя душа, у них бывает дурное настроение, они умеют бояться. Боятся они, правда, совсем не того, чего боятся люди; вещи не знают, что они тоже смертны.

Я, например, точно знаю, что кухонный агрегат боится темноты. Кто ответит почему? Может, этот страх преследовал человека, который устанавливал его на корабле? Или чинил когда-то? Или участвовал в составлении программы? Но я всегда оставляю на камбузе дежурное освещение, и тогда наутро приготовление пищи идет без запинок. Остальных я, конечно, не раз предупреждала, что полностью гасить свет нельзя, но они периодически об этом забывают, и тогда утро неизменно начинается с ворчания тети Ады. Старый агрегат, конечно, сбоит не только по этой причине, но ее тоже нельзя сбрасывать со счетов.

Объяснять, почему в кухне нужно оставлять хоть немного света, я даже не пыталась: поднимут на смех. Больной, конечно, не посчитают, но… так нам всем проще. Мне проще наврать с три короба, что где-то замыкают какие-то цепи и сбоит программа, окружающим людям проще считать приборы бездушными вещами.

Впрочем, возможность наличия собственной воли у таких объемных систем, как сам корабль или некоторые его наиболее сложные части, признают даже скептики вроде дяди Бори.

Вправив мозги «Выпи», я не стала сразу отключаться, а позволила себе немного побродить в вирте, осматриваясь и лишний раз проверяя самые беспокойные и «тонкие» места. Необходимости в проверке не было, просто я слишком люблю это ощущение, когда можно заглянуть почти в каждый потаенный уголок огромного тела корабля. Кажется, что ты не сидящий в кресле человек, а неотъемлемая часть этой системы, причем не просто часть, а без малого всемогущая и всеведущая. Я каждый раз в такие моменты задумываюсь: может, установить себе бионику – биологические имплантаты, облегчающие подобный контакт? Сейчас такие у большинства людей, не только работающих с техникой по долгу службы, но и делающих это для собственного удовольствия и развлечения.

Почему я до сих пор не пополнила их ряды… В детстве я об этом даже не задумывалась, все равно подобные изменения в собственном организме можно проводить только по достижении двадцати лет. А в двадцать я уже жила на «Лебеде» и постигала тонкости профессии под руководством Ефимыча, считавшего подобные вещи баловством и проявлением нежелания думать собственной головой. И до сих пор осталась «чистой», хотя и у Василича, и у дяди Бори кое-какое «электричество в мозгах» присутствовало: штурману оно помогало производить сложные объемные вычисления, не доверяя их компьютеру, пилоту увеличивало скорость реакции и позволяло лучше «чувствовать» положение и движение корабля в пространстве. Даже тетя Ада, сетуя на ухудшившуюся память, подумывала об имплантатах.

А я, побродив по кораблю, в очередной раз отмахнулась от этой идеи и решила оставить все как есть. Справляться со своей работой и получать удовольствие от ее выполнения отсутствие бионики не мешало, так к чему лишний раз ложиться под лазер? К тому же меня терзали определенные сомнения: как бы с бионикой не свихнуться к зечикам! Я и без нее порой теряюсь между виртом и реальностью, с ней же имею шанс заблудиться окончательно, и вывести меня оттуда смогут только психиатры с психокорректорами. Выведут, конечно, потом подкрутят что нужно в заклинивших мозгах для предотвращения рецидива – они и не такое лечат, – но их еще надо найти в открытом космосе! А если прыжок на станцию в какой-нибудь медвежий угол? И перед стыковкой что-нибудь сбойнет в шлюзовых системах? Наверное, я и в психозе смогу такое поправить, но проще не рисковать.

Собственная голова и некоторые ее реакции порой озадачивали даже меня саму. Все было нестрашно и достаточно мило, чтобы считаться не трещиной в коре ^[1], а очаровательным чудачеством и изюминкой, но я старалась внимательно отслеживать эти проявления, чтобы хотя бы попытаться отсечь момент, когда станет совсем не смешно. Где уж при такой жизни бионику ставить!

Противников последней, кстати, в мире тоже хватало с избытком. Энтузиасты эти назывались по-разному – «Орденом чистоты», просто «чистюлями», «Движением в защиту мозга» и еще сотнями простых и сложных слов, – общими у них были протест против вторжения в человеческий разум, призыв к отказу от психокоррекции и, конечно, к полному отказу от бионики. Некоторые шли дальше и протестовали против искусственного интеллекта в машинах, причем не разума (эксперименты по созданию которого, к слову, находились под запретом уже пару сотен лет, со знаменитого Приштинского процесса), а вообще какой-либо логики и возможности самостоятельно принимать решения. Как при этом не только летать между звезд, но вообще жить на космических станциях или планетах с агрессивной средой, правда, не уточнялось. Я уж не говорю о том, что психокоррекции подвергались только отдельные индивиды, на самом деле больные, и для проведения этой процедуры требовалась уйма разрешений, начиная с согласия самого больного или его опекуна. Я знаю, я очень много об этом читала, без особой цели, просто для общего развития.

Я этих фанатиков недолюбливала, как и любых фанатиков вообще, и искренне опасалась, как бы они своим плачем не испортили что-то в отлаженном механизме ЗОР и не осложнили жизнь миллиардам людей. Но Василич с дядей Борей каждый раз отмахивались и успокаивали меня, что таких идиотов во все времена хватало и глупо переживать из-за горстки не вылеченных вовремя недоумков. Я, конечно, беспокоиться не прекращала, просто продолжала делать это молча.

Напоследок я полюбовалась густым синим лесом вокруг, отдельные деревья в котором достигали воистину циклопических размеров (если это, конечно, были деревья), плоской серебристо-синей гладью летного поля и корпусами исследовательской станции, имеющими форму пузырей и напоминающими грибы-дождевики, и стянула шлем. Надо уступить кресло законному владельцу, пусть докладывает домой о выполнении задания, а себе я занятие уже придумала: планета хоть и удаленная от цивилизации, а точка доступа в Инферно присутствовала, быстрая и бесплатная.