Пришелец и пенсионерка - Юлия Сидур Страница 4

Девушка из регистратуры протянула ей пачку таблеток для обезболивания — могут понадобиться, пока будет проходить анестезия. Выйдя из зубоврачебного праксиса, Зинаида Васильевна спросила:

— Даниэль, как ты думаешь, твои одолжат мне денег на билет? Мне теперь придется платить неустойку за изменение даты.

— Да ладно, — сказал Даниэль, — может быть, и не придется платить! У тебя же справка есть, что ты должна продлить пребывание по медицинским причинам. И вообще, не бойся, не оставим же мы тебя без пфеннига.

— А еще зубы!

— Да ладно! Что-нибудь придумаем. Я уверен, что отец, когда приедет, найдет тебе какую-нибудь временную работу. Это так здорово, Зинаида, что ты остаешься! Поедем в Голландию, на море. Ты же не была еще в Пфаллинс-Порте, не видела дачку, которую мои купили в прошлом году!

У самого Даниэля в данный момент ничего не болело, у него было хорошее настроение, он улыбался. Он искренне был рад, что Зинаида Васильевна остается еще на какое-то время. Он продолжал возбужденно:

— Там, Зинаида, чистая-пречистая рыбацкая деревушка и невозможная скука. Все у них прилично до тошноты. Занавески на окнах открыты и днем и ночью. Вроде бы они специально открыты, но заглядывать не принято. Поэтому смотришь украдкой. — Даниэль неожиданно сам себя начал накручивать и возмущаться. — Вот видишь, какое у них лицемерие!

— А почему занавески открыты? — не поняла Зинаида Васильевна.

— У них с древности считается, что голландцам нечего скрывать, каждый может видеть — в доме не происходит ничего незаконного или непристойного. Но на самом деле у них там вообще ничего не происходит, особенно по вечерам. В одной половине комнаты цветы, а в другой сами сидят как истуканы и в телевизор глядят. — Даниэль вдруг пропел тоненько: — Там голуби тоскливые кричат, там устрицы валяются на пляже!

Зинаида Васильевна засмеялась. Все-таки рассмешил ее Даниэль.

— Именно так, Зинаида, — сказал Даниэль. — Можешь собирать бесплатно этих устриц, потом надо целый день с ними возиться — чистить специальным ножом.

— Хоть ты меня и пугаешь голландскими деревенскими порядками, но по-моему это совсем неплохое местечко, — сказала Зинаида Васильевна. — Как раз для пенсионеров.

— Да, — согласился Даниэль. — И для работы в самый раз. Можно сидеть за компьютером сутками, ни на что не отвлекаться. Ни телевизора, ни телефона. Но мы завезли туда карты, домино и шахматы. Скучными уютными вечерами будем играть в подкидного дурака. Не зря же ты нас научила.

Зинаида Васильевна с сомнением покачала головой:

— Я совершенно не могу, когда занавески открыты, я чувствую себя под постоянным наблюдением, даже если никто не наблюдает.

— А мы у себя в доме наглухо закроем все занавески! — с вызовом, непонятно для кого, сказал Даниэль и сам же первый засмеялся.

Даниэль уже убедил Зинаиду Васильевну.

— Я-то не против, — сказала она, — но все-таки не хочу вам мешать. Вы молодые. Я боюсь, что вам со мной скучно будет.

— Не будет, не будет, — замахал руками Даниэль. — Мне с тобой никогда скучно не бывает. Не надо комплексовать.

От этих слов у Зинаиды Васильевны стало теплее на сердце. Шанталь обязательно сказала бы «комплексировать». Ужасно приятно было ей слушать Даниэля.

— Вы будете работать, а я — вдоль берега моря гулять, и больше мне ничего на свете не надо. Но разве Шанталь может сейчас уезжать, ей в Академию надо каждый день ездить.

— Да ладно, — сказал Даниэль. — Не надо ей каждый день ездить. Это тебе не Россия. У нас нет обязательного посещения занятий. Шанталь поступила в Академию — это самое главное. Это она предложила съездить в Пфаллинс-Порт. Ей тоже необходимо расслабиться. Я, честно говоря, эгоистически рад, что у тебя зубы заболели. С тобой, Зин, веселее!

Зинаида Васильевна знала о потрясающей энергии и работоспособности маленькой Шанталь. Кроме учебы в университете и в художественной Академии, она посещала занятия в искусствоведческой студии, готовила к выставке суперэффектные абстрактные фотоколлажи, цветные иллюстрации для детской книжки, ходила на фитнес. Утром вставала рано, вечером падала от усталости и уходила спать, а Зинаида Васильевна и Даниэль бесконечно болтали, обсуждая все подряд — от авангардного искусства до российской и мировой политики. Зинаида Васильевна немного побаивалась Шанталь. Девушка говорила чудно, на советско-эмигрантской языковой смеси, но ненавидела многочисленных выходцев из СССР, которые за границей постоянно сквернословили. Зная это, Зинаида Васильевна не решалась при ней нечаянно сказать какое-нибудь слово, которое могло бы показаться Шанталь неприличным. С Даниэлем было проще. Зинаида Васильевна с восхищением смотрела на него и слушала его залихватские речи.

— До чего же ты отлично по-нашему шпрехаешь, Даниэль! Вот Шанталь русская девушка, но за двенадцать лет, что не была в России, она научилась говорить каким-то другим языком, как-то по-иностранному. А ты, наоборот, хоть и часто приезжал с родителями ненадолго, но постоянно с нами никогда не жил. Целиком даже одного года не прожил! И так потрясающе болтаешь! Это тебе от родителей такие способности передались. Я теперь понимаю, почему тебя тут все русским считают.

— Пускай считают! Я очень рад! — обрадовался Даниэль. — В Москве физически мне было совсем хреново, но я чувствую с Россией огромную внутреннюю связь. Впервые почувствовал, Зинаида, еще в первый свой приезд. Помнишь, мне было всего три годика, когда я в первый раз у вас появился.

Зинаида Васильевна заулыбалась от невероятного воспоминания:

— Ну как же такое можно забыть. Ты требовал мороженого в тридцатиградусный мороз. И твои прогрессивные родители тебе давали. А в моем семействе от этого зрелища чуть в обморок не падали.

Даниэль сказал мечтательно:

— Россия мне часто снится, меня все время туда тянет. С нетерпением жду, когда Шанталь получит наконец постоянный немецкий паспорт, и тогда мы обязательно приедем к тебе в Москву.

— А почему сейчас она не может ехать?

— Из-за родителей! Они боятся, что ее не выпустят обратно. У нее нет внутреннего русского паспорта, потому что, когда они уехали, она была еще ребенком.

— Нечего бояться, — сказала Зинаида Васильевна. — Совсем оторвались от нашей жизни. У вас здесь придумывают про нас невесть что. Если у нее есть заграничный паспорт, то как приедет, так и уедет. Никто ее не тронет.

— Она родителей очень слушается, — неодобрительно сказал Даниэль. — Я тоже считаю, что мы можем приехать на пару недель, и ничего страшного не произойдет.

— Эмигранты несчастные, совки убогие, — рассердилась Зинаида Васильевна.

Это только за границей ее посещали такие патриотические чувства, дома с друзьями и родственниками она только тем и занималась, что без устали поливала свою родину. И злому этому охаиванию не было ни конца ни края.