Трава на пепелище - Евгений Истомин Страница 4

* * *

Комната Рекса Карна, как и других «мертвецов», располагалась в старом здании, стены которого были испещрены витиеватыми трещинами, зеленеющими от пробивающегося мха. Само здание, хоть и находилось практически в центре столицы, так плотно укуталось в листву парка дворцового комплекса, что заметить его было мудрено. Разговоры по поводу переезда резиденции Клана ходили давно, но «мертвецы» так привыкли к здешнему спокойствию, что отвергали все предложения царя. Впрочем, внутри от серости и затхлости не оставалось и следа — мрамор, дорогое дерево, роскошные занавеси и драгоценные металлы встречали любого, кто имел счастье побывать в святая святых «Царской смерти». Только личные комнаты «мертвецов» отделывались на усмотрение обитателя. Однако сам Карн относился к обстановке спокойно, так что ничего лишнего в его апартаментах не наблюдалось, да и бывать здесь приходилось не часто.

Умывшись и переодевшись, Рекс вышел из комнаты, намереваясь прогуляться по городу. Очередное дело сделано, и он мог себе позволить передышку, пока его не отправят еще куда-то.

— О, дружище Рекси, — воскликнул Мак Милин, разговаривавший на крыльце с миловидной девушкой из царской прислуги.

— День добрый, Маки, ты как всегда?

Милин задорно улыбнулся девушке и подошел к Карну. «Мертвец» лет на пять младше самого Карна, этот парнишка, сколько тот его знал, всегда был веселым и обаятельным малым.

— Как последнее дельце?

— Живой и здоровый, так что — нормально.

— Это точно! Ну, а раз живой и даже здоровый, то путь наш лежит прямиком в «Серебряную чашу». Там уже все собрались, один я вот никак не дойду…

— Ну, как всегда. Что за повод?

— Пятнадцать лет, как я стал «мертвецом».

— Поздравляю, лично я такие даты пропускаю — плохая примета, по-моему.

— Ха, никогда бы не подумал, что Рекс Карн верит в приметы.

— Да нет, особо не верю, но как кто-то сказал: приметы могут сбываться вне зависимости от того, веришь в них или нет. Пошли.

Дорога до бара заняла около получаса. Двиги обычно оставлялись на стоянке у резиденции, так что пришлось ловить коляску. Получив пару монет, водитель подтянул пару каких-то вентилей и широким жестом указал на сиденье перед собой.

В отличие от старой столицы велетрийцев столица Хоты Адира была огромным городом, самым большим в Хоте и вторым на континенте после Вионии, крупнейшего города Велетрии. Она располагалась на берегу океана, в рукотворном оазисе Капалина, а потому утопала в зелени, что нельзя сказать о многих других хотских городах северо-востока. Кроме толкотни многочисленного люда, медлительных бычьих упряжек, по мощеным улицам тарахтели десятки механизмов, среди которых можно было заметить и старые паровые кареты с деревянными колесами, и допотопные велодрезины, и даже примитивные «пыхатели» — паровые двигатели, ползущие на трех колесах и тянущие за собой на прицепе одну или несколько телег. Управлялся «пыхатель» с помощью рычага человеком, идущим рядом. И все же столица Хоты была современным городом, а потому большинство транспортных средств представляли собой новейшие паровые механизмы изящной формы с легкими двигателями. Временами проезжали даже двиги.

Надо сказать, что животных сродни лошади на континенте никогда не знали, а потому вопрос транспорта для обоих народов встал еще в древности. Роль тягловых животных выполняли волы, но седлать их было проблематично из-за дурного нрава и нерезультативно из-за редкой медлительности. За свою историю в качестве личного транспорта оба государства использовали носилки, нечто вроде рикш, повозки, запряженные молодыми и потому сравнительно шустрыми бычками, и, наконец, всевозможные паровые, а теперь и дизельные устройства.

Когда мужчины появились в баре, гулянка шумела уже вовсю. Куча народа, табачный смог, разрываемый суетливыми официантками, гомон и ненавязчивая мелодия скрипки под аккомпанемент пианино. Мак собрал здесь всех находившихся в городе «мертвецов», а также уйму друзей и знакомых со стороны. Причем Рекса нисколько не удивило их количество, как и то, что среди гостей наблюдались люди из высшего общества наравне с обычными горожанами.

В отличие от Велетрии, Хота вышла из Великой войны централизованным государством. После жестких мер по передаче части имущества дворян разорившемуся люду царь Сит Ронин III был отравлен, но его семнадцатилетний сын Сит Ронин IV оказался на редкость твердым правителем. Он в крови потопил зачатки недовольства среди знати, объединил вокруг себя верных людей и смог вытащить страну из разрухи. Именно Ронин IV основал клан «Царская смерть». После официального уравнивания в правах всех граждан дворянское происхождение стало не более чем приятным дополнением. Влиятельным человека делали капиталы или высокий чин. Богатый фабрикант из крестьян мог спокойно взирать сверху вниз на потомка графской фамилии, державшего жалкую скобяную лавку, а сын городского середнячка, закончивший академию, поднявшийся по карьерной лестнице до чиновника, поплевывал в сторону дворянского отпрыска-недоучки.

— Веселимся, не дождавшись виновника, — констатировал Мак Милин, театрально разводя руками.

— Куда ж от тебя денешься? — парировал один из гостей. — Стоит открыться первому кувшину с вином, и ты тут как тут.

— И, как всегда, отлично выглядишь, — добавила Тори Элиона, подойдя к Маку и приобняв его.

— До тебя мне далеко, дорогая. — Милин заговорщически подмигнул Карну, словно намекая, что о его флирте со служанкой в дворцовом комплексе лучше умолчать. Да Карн распространяться и не собирался.

Тори — девушка Мака — действительно была хороша. Брюнетка с роскошными формами и длинными вьющимися волосами. Женщины хотов отличались тем, что были либо прекрасны, либо дурны, в отличие от велетриек, всех как одна стройных, с холодной красотой статуй, но без изюминки. Если учесть, что хотские красавицы еще и одевались в обтягивающие штаны и кожаные рубахи на шнуровке, то становилось понятно, почему даже велетрийцы мечтали о них. Мужчины-хоты также носили обтягивающие кожаные рубахи, подчеркивающие их мощное сложение, называющиеся «хотскими». Однако велетрийская мода, как и все велетрийское, потихоньку накладывала свой отпечаток на облачение хотов, и все чаще на хотках красовались причудливые платья, а мужчины поверх рубах надевали яркие жилеты и хитрого кроя сюртуки вместо длинных простых камзолов. Даже широкополые шляпы нет-нет да и уступали место цилиндрам. И только «мертвецы» неизменно облачались в бежевые рубахи с вышитым на спине стилизованным атакующим коршуном — символом смерти у хотов, часто дополняя свою одежду перекрещенными патронташами.

Оставив парочку, Рекс занял место рядом с двумя «мертвецами», отчаянно спорящими о преимуществах разных винтовок.

— Согласен, — заявлял один, — фабричные велетрийские ружья в целом лучше хотских. Тут и дальность стрельбы, и удобство, да и эстетика. Велетрийские винтовки изящнее, не спорю. Но наши — надежнее.

— Надежнее? — воскликнул второй. — Не сказал бы и могу привести примеры. Наши фабричные уступают фабричным велетрийским. Но по этому поводу пусть голова болит у охранников, ведь только они экипируются по общему образцу. Нам это не грозит, и вот тут я говорил о другом: оба наших знаменитых оружейника превосходят тех троих, что так популярны у «чистильщиков».