Фаза Монстра - Евгений Малинин Страница 4

Второй астрофизик станции Герман Шольц заступал на рабочее дежурство утром. Когда он добрался до рабочего зала обсерватории, оборудованной в километре от основных помещений станции, часы, вмонтированные в глухую стену над пультом управления главным телескопом станции – системой из трех десятиметровых рефлекторов, показывали 11:02:16.

Шольц не считал свое опоздание на две с небольшим минуты каким-то существенным нарушением, а вот профессор Клаус Карреган, заведующий астрофизической службой станции и его научный руководитель, был явно другого мнения. Во всяком случае, физиономия профессора выражала серьезное недовольство. Посмотрев на второго астрофизика из-под седых бровей, Карреган недовольно пробурчал:

– Как можно заниматься астрономией и быть столь несобранным?..

Шольц в ответ только слегка пожал плечами и виновато улыбнулся – профессор, конечно, забыл, что второй астрофизик этой ночью вернулся практически с другой стороны Тритона после отладки забарахлившего привода установленного там радиотелескопа.

Главный, двухметровый экран компьютерного монитора, на который подавалось изображение, получаемое телескопом, был включен, но профессор не обращал на него внимания, перед ним мерцал экран личного монитора, на который выводилась запись «ночного» дежурства, сделанная в автоматическом режиме.

Шольц осторожно прошел к своему рабочему месту, не забыв взглянуть сквозь прозрачный колпак, заменявший рабочему залу потолок, на мерцавшие в черноте Пространства звезды и голубовато-зеленый диск Нептуна. Затем он уселся в кресло и вывел на малый экран перечень задач, поставленных профессором Карреганом на это дежурство. Бегло просмотрев план работы, астрофизик невольно поморщился – ему снова предстояло наблюдать за спутниками Нептуна. У профессора Каррегана была какая-то навязчивая страсть к этим спутникам, а сегодняшнее положение Тритона давало прекрасную возможность их исследования. Мало того что орбита Тритона была круговой и орбиты всех остальных спутников, кроме скиталицы Нереиды, располагались внутри нее, Тритон вращался в сторону, противоположную вращению всех остальных спутников, что позволяло увидеть их несколько раз за дежурство. Вот только ничего интересного с этими спутниками не происходило.

Правда, сегодня Протей, имевший самую удаленную среди внутренних спутников орбиту, должен был пройти на минимальном расстоянии от Тритона – всего в каких-нибудь двухстах тридцати семи тысячах километров, так что, возможно, это дежурство будет достаточно интересным!

Взгляд Шольца привычно скользнул по контрольным приборам – обсерватория работала в нормальном режиме, так что можно было полностью сосредоточиться на поставленной руководителем задаче. Астрофизик установил в дубль-камеру новый записывающий кристалл на случай, если удастся заметить нечто действительно необычное, и поплотнее устроился в кресле, готовясь к долгому сидению на одном месте.

– Герман, вы не рассказали мне, как закончилась ваша экспедиция... – раздался вдруг голос профессора Каррегана, – ...насколько серьезна оказалась поломка?

– Ничего серьезного, профессор, – отозвался Шольц, не поворачиваясь, – повело втулку крепления поворотной оси антенны. Естественно, сработала защита, и к нам поступил сигнал о неполадке. Шторм говорит, что, возможно, металлопласт втулки не выдержал температурного перепада. Мы заменили втулку, и все дела.

Профессор скептически хмыкнул и спустя минуту неожиданно поинтересовался:

– А вы доставили эту втулку на станцию?..

– Какую втулку? – переспросил Шольц, поправляя фокусировку изображения на своем персональном мониторе.

– Ту, что поменяли на радиотелескопе! – мгновенно раздражаясь, пояснил Карреган. Голос его прозвучал настолько резко, что Шольц невольно оглянулся. Старый профессор стоял в трех шагах позади него, и весь его вид требовал немедленного ответа на заданный вопрос.

– Зачем... – чуть растерявшись, пожал плечами астрофизик. – Хотя... Может быть, Шторм и захватил ее, но, право, не знаю, зачем бы это она ему понадобилась?..

– Хотя бы затем, чтобы сделать анализ материала, из которого она была изготовлена! – с еще большим раздражением проговорил профессор и отвернулся от своего несообразительного помощника.

– Зачем?.. – еще больше растерялся молодой ученый. – Что особенного в том, что сломалась какая-то мелочь?!

– Молодой человек, – голос старого профессора был до краев наполнен сарказмом, – эта, как вы изволили выразиться, мелочь не справилась со своей работой, хотя была специально изготовлена для этой работы и для этих условий. Никаких экстраординарных перепадов температур на поверхности Тритона отмечено не было, значит, надо разобраться, почему деталь не выдержала предназначенных для нее нагрузок в предназначенных для нее условиях!.. Чтобы это не повторилось еще раз! Неужели вам это неясно?!!

Карреган долго жег пристальным взглядом растерявшегося астрофизика, а затем довольно ядовито добавил:

– Кстати, вы именно для того и были посланы к радиотелескопу, чтобы разобраться в причинах... подчеркиваю, в причинах возникших неполадок! Чтобы их устранить, достаточно было одного механика!

И старый профессор, громко фыркнув, снова повернулся к большому монитору телескопа.

Шольц, едва заметно вздохнув, переключил на свой монитор изображение, получаемое с главного телескопа. На экране появился голубовато-зеленый в половину экрана сегмент планеты, по которому плыла черная точка самого крупного после Тритона спутника этой планеты. До максимального сближения Протея с Тритоном оставалось около двух часов – пора было запускать второй из тех трех зондов, которые профессор планировал послать навстречу приближающемуся спутнику. Первый зонд, запущенный в автоматическом режиме, был уже в двух тысячах километрах от Протея и скоро должен был начать передачу получаемой информации.

Астрофизик проверил готовность зонда к запуску и включил предстартовый отсчет.

Автомат запуска еще не досчитал до конца положенную сотню, как от первого зонда поступило сообщение, что он готов начать передачу получаемых данных, и Шольц переключился на диалоговую связь с работающим зондом. На экране его монитора появилась новая картинка – на бледно-голубом фоне планеты медленно проплывала огромная каменная глыба Протея, заплывшая синеватыми тенями, отбрасываемыми неровностями скальной поверхности. Мертвый мир, напоминающий земную Луну до высадки туда людей.

Зонд проходил перед шестой луной Нептуна, пересекая ее орбиту в направлении материнской планеты. Неяркий зеленовато-голубой свет Нептуна освещал половину Протея, и эта освещенная часть медленно увеличивалась. Зонд начал неторопливый облет спутника, располагаясь в пятистах семидесяти километрах от его поверхности.

На экране, поверх изображения величаво вращающегося Протея, побежали данные телеметрии. Все было как всегда – температура на поверхности спутника, температура на глубине до километра с шагом в сто метров, состав горных пород, скорость вращения вокруг своей оси, скорость перемещения по орбите...