Память, что зовется империей - Аркади Мартин Страница 4

я с Искандр вскинули руки Махит в том же жесте – и она уронила обе сумки с постыдным грохотом. Она пришла в ужас. Таких промашек они не допускали с самой первой недели совместной жизни.

«Твою мать», – подумала она и в тот же момент услышала, как <твою мать> говорит Искандр. Такое эхо не слишком-то успокоило.

Аккуратно нейтральное выражение лица чиновницы не изменилось. Она произнесла:

– Госпожа посол, я Три Саргасс, асекрета и патрицианка второго класса. Для меня честь принимать вас в Жемчужине Мира. По указу его императорского величества Шесть Пути я буду вашей культурной посредницей, – возникла долгая пауза, затем чиновница тихо вздохнула и продолжила: – Вам нужна помощь с вещами?

«Три Саргасс» было старомодным тейкскалаанским именем: инициаль-числительное – низкого достоинства, а финаль-существительное – название растения, хоть раньше Махит и не встречала такого слова в имени. Все финали тейкскалаанских имен – это какие-либо растения, инструменты или неодушевленные предметы, но большинство растительных – все-таки цветы. «Саргасс» – что-то запоминающееся. «Асекрета» означает, что она не просто из министерства информации, как предположил ее помощник, но и подготовленный агент высокого звания, причем с придворным титулом патриция второго класса: аристократка, но не особенно значительная или состоятельная.

Махит оставила руки так, как их сложил Искандр – и как полагалось по этикету, хоть она и злилась из-за способа, каким они туда попали, – и поклонилась.

– Посол Махит Дзмаре со станции Лсел. К вашим услугам и к услугам его величества, да будет его власть сияющим пламенем в бездне, – раз это ее первый официальный контакт с тейкскалаанским двором, она употребила почетное обращение, которое аккуратно подобрала после совещания с Искандром и Лселским советом: «сияющее пламя» – прозвище императрицы Двенадцать Солнечная Вспышка в «Истории экспансии, приписываемой Псевдо-Тринадцать Реке», где впервые упоминалось имперское присутствие в космосе станционников. Таким образом, сейчас Махит показывала как свою эрудицию, так и уважение к Шесть Пути и его титулу; а вот слово «бездна» аккуратно обходило тейкскалаанские претензии на те части космоса станционников, которые не являлись космосом.

Знала ли подтекст этой отсылки Три Саргасс, понять было трудно. Она терпеливо дождалась, пока Махит снова подхватит багаж, и тогда сказала:

– Держите покрепче. Вас срочно ожидают в Юстиции по вопросу касательно предыдущего посла, и по дороге вы еще встретите людей самого разного положения.

Ну хорошо. Махит не будет недооценивать способность Три Саргасс к ехидству – как и ее способности в остроумии. Она кивнула, и, когда чиновница развернулась на месте и двинулась по рукаву, последовала за ней.

<Здесь никого не стоит недооценивать, – заметил Искандр. – Культурная посредница провела при дворе половину твоей жизни. Она свою должность заслужила>.

«Нечего теперь поучать – сам выставил меня растерявшейся варваркой».

<Мне что, извиниться?>

«А ты раскаиваешься?»

Махит слишком легко представила его выражение лица: лукавое, спокойное, как у тейкскалаанца; полные губы, помнившиеся по его голограммам, раздвинули и перекосили ее собственные.

<Не хочу, чтобы ты чувствовала себя варваркой из-за меня. Этого ты еще вдоволь наслушаешься от них>.

Вовсе не раскаивается. Была хотя бы ничтожная вероятность, что он сконфужен, но если и так, то это он чувствовал в обход ее эндокринной системы.

* * *

В следующие полчаса ею руководил Искандр. Махит даже не могла обидеться. Он вел себя в точности так, как и полагается вести себя имаго – кладезю инстинктивных и автоматических навыков, которые еще не успела накопить сама Махит. Он знал, когда пригибаться в дверях, сделанных по росту тейкскалаанцев, а не станционников; когда прятать глаза от растущего блеска Города, отражавшегося в стекле лифта, который полз вниз по внешней стене космопорта; насколько поднять ногу, чтобы сесть в наземную машину Три Саргасс. Исполнял ритуалы вежливости, как местный. После промашки с багажом он остерегался двигать руками, зато Махит позволила ему командовать, как долго поддерживать зрительный контакт и с кем, под каким углом склонять голову в приветствии, – всеми мелочами, что обозначали: она не такая уж чужая, не такая уж варварка, в Городе по праву. Защитная окраска. Чтобы слиться с местными, не будучи местной. Она чувствовала, как любопытные взгляды соскальзывали с нее и приковывались к куда более интересному придворному платью Три Саргасс, и дивилась, насколько же Искандр любил Город, раз настолько в нем освоился.

В наземной машине Три Саргасс спросила:

– Вы уже много времени провели в мире?

Махит пора было перестать думать на любом языке, кроме тейкскалаанского. Три Саргасс заводила стандартный вежливый разговор – «вы уже были в моей стране?» – а для ушей Махит это прозвучало чуть ли не экзистенциальным вопросом.

– Нет, – сказала она, – но я с самого детства читала классику и часто думала о Городе.

Похоже, такой ответ Три Саргасс одобряла.

– Не хочу вам наскучить, госпожа посол, – сказала она, – но если желаете краткую устную экскурсию по достопримечательностям на нашем маршруте, то я с удовольствием зачитаю соответствующий стих. – Она щелкнула кнопкой со своей стороны машины, и окна стали прозрачными.

– Это не может наскучить, – честно ответила Махит. Город снаружи был сливающимся пятном из стали и бледного камня, по стеклянным стенам небоскребов скользили неоновые огни. Они находились на одном из центральных колец, что спиралью шло через муниципальные здания к самому дворцу. Собственно, это был скорее не дворец, а город-внутри-города. По статистике, в нем насчитывалось несколько сотен тысяч обитателей, и любой даже в мелочах отвечал за работу империи – от садовников до самого Шесть Пути: каждый подключен к информационной сети, гарантированной гражданам, и каждого постоянно омывал поток данных, диктовавший, где быть, что делать, как пойдет сюжет их дня, недели и эпохи.

Голос у Три Саргасс был великолепный. Она читала «Здания» – поэму в семнадцать тысяч строк с описаниями архитектуры Города. Махит не знала, какую именно версию она выбрала для декламации, но винить в этом могла только себя. В тейкскалаанском каноне у нее имелись свои излюбленные повествовательные поэмы, и в подражание имперской интеллигенции (и чтобы сдать устные части на экзаменах) она заучила столько, сколько могла, но «Здания» ей всегда казались скучноватыми. Теперь же, когда их читала Три Саргасс по пути мимо описываемых зданий, все было иначе. Она была умелым оратором и достаточно владела метрической схемой, чтобы вносить забавные и релевантные авторские штришки, где есть место импровизации. Махит сложила руки на коленях и следила, как за стеклянными окнами скользит поэзия.

Так вот он каков, Город, Жемчужина Мира, сердце империи: смешение повествования и восприятия – Три Саргасс на лету правила канонический текст, если само здание изменилось со времен написания. Через некоторое время Махит осознала, что Искандр читает с ней хором – слабый шепот на задворках разума – и что этот шепот успокаивает. Он этот стих знает, а значит, если потребуется, его знает и она. Для того, в конце концов, и нужны имаго-линии: чтобы полезные воспоминания переходили из поколения в поколение.