Инцидент - Клим Жуков Страница 4

Григорию Аполлоновичу Бальмонту, заместителю директора государственного треста «Спецмонтаж», было не привыкать. Управленец высшей категории, отличный организатор и эксперт по работам в экстремальных условиях за двадцать лет службы сменил немало подобных кают. И трудно сказать, где ему было комфортнее: в родном кабинете треста с могучими бетонными сводами подземной столицы – Победограда – над головой или здесь, в поле.

Здесь, в поле, разворачивалась грандиозная стройка. Объект «Кольцо» должен был замкнуть территорию разрушенной и радиоактивной Москвы по линии Зеленоград – Звенигород – Апрелевка – Троицкий – Домодедово – Бронница – Ногинск – Красноармейск – Дмитров. Миллионы тонн земли, напряжённого железобетона и стали вкупе с тысячами километров кабеля, электрических индукторов и прочей машинерии, отлитые в невероятное количество работочасов и тераватты электроэнергии, были призваны обратиться самой сложной конструкцией в истории человечества. Разгонным треком, который сможет возносить многотонные космические корабли на высокую земную орбиту. А там… мечта мальчишек с пылкими сердцами: Луна!

И гелий-3, который, если верить комиссии во главе с академиком Кадомцевым, только и мог решить энергетические проблемы страны, едва-едва оправляющейся после ядерных ударов 1962 года.

Гелий-3, мечта куда менее пылких мальчишек возрастом сорок плюс, должен был дать жизнь Токамаку – тороидальной установке управляемого термоядерного синтеза, что монтировали сейчас под Лыткарино.

Но гелий – на Луне, куда попасть Бальмонту по состоянию здоровья никак не светило. А он – здесь, в районе Троицка. Точнее, в районе брошенной по причине войны стройки – несостоявшегося научного городка на окраине города. Сдача планировалась на 1963 год, но… не вышло. И светит ему задача по типу «или грудь в крестах, или голова в кустах». Потому что вот она – передовица в «Правде». «Прорыв», «этапное», «победа», «никогда прежде», «отечественной науки», «гордо реет», «для всего человечества» и так далее. То есть попробуй обгадиться, товарищ Бальмонт!

Передовица на столе, попираемая подстаканником, а в семи кэмэ начинается пятно радиации – след донельзя грязной водородной бомбы с американского бомбардировщика Б-52, который вывалил груз на неповинный лесной массив, уклоняясь от мстительного изделия 5В24 (ракеты ПВО установки С-125 «Печора»). Не уклонился. Но дел наделал.

Это были цветочки. А ещё дальше «ягодки», рядом с которыми стометровая дыра в земле с остаточным фоном в полный мешок рентген – цветочки. Ягодки – это аномальная зона, где буквально роятся «пекла» и «планетариумы», а недавняя русская берёзка норовит убить путника хищным корневищем. Добавь сюда «рутину» в виде незаконных банд-формирований, разливов рек и прочее, и получишь «комплексную проблему» да язву желудка по окончании работ. Или инфаркт.

Поэтому – кофе.

– Анатолий! Плесни «помоев»! – бросил Бальмонт в интерком.

– Так точно! Есть «помои»! – отрапортовал голос вестового.

В дверь постучали.

Осторожный вопрос:

– Разрешите, Григорий Аполлонович?

Секундное раздражение: «Вот ведь, а?! Даже кофе не выпить в тишине!» – и, конечно:

– Да, да, войдите.

Дверь растворилась, на мгновение впустив в кабинет техногенно-военизированный интерьер приёмной, которую все именовали, не чинясь, предбанником, и затворилась, впустив заодно и главного инженера на проекте – Тихона Евгеньевича Сидоренко.

– Ты, Григорий, аккуратнее с личным составом! Ведь плеснут!

– Чего плеснут? – не понял Бальмонт.

– Помоев, Григорий! Помоев! Вместо кофе! Ты ж сам просил!

– У нас, Евгеньич, такое кофе, что без разницы.

– Кофе, вообще-то, мужского рода, – язвительно заметил инженер, усаживаясь на стул подле начальства.

– Смешно пошутил, одобряю! Ты сегодня прям в ударе! Чего пришёл? С чем умным, воодушевляющим или опять тачка проблем?

Вольности Сидоренко вполне дозволялись. Заслужил. С глазу на глаз, естественно, но всё же. Во-первых, Сидоренко замдиректора знал четверть века. Вместе были сожраны пуды и пуды соли, свёрнуты горы и выпиты десятки победных рюмок водки. Во-вторых, Сидоренко был специалист из разряда ключевых. Он отвечал за монтаж, пуск и работу ЭВМ «Сетунь-2000».

Именно «Сетунь» должна была руководить проходкой особо опасных зон в автономном режиме. Именно она управляла армией роботов – основных строителей объекта. Именно она фактически рассчитывала и планировала ход работ на тактическом уровне, по сути, являясь заместителем Бальмонта. Он лишь контролировал и направлял электронный мозг, что его ужасно нервировало.

Прогресс не остановить, нет вопросов. Однако опытный, опытнейший управленец в силу возраста и инерции мышления никак не мог взять в толк: если ваша ЭВМ такая умная, тогда за каким хреном здесь я?

Но без «Сетуни» никак. Не погонишь людей в радиацию и аномалии! Не погонишь! А роботов – запросто, им всё равно. А кто будет ими управлять? Вот то-то.

Словом, когда есть человек, отвечающий за работу твоего электронного зама, такому человеку прощается и разрешается многое, почти как жене Цезаря.

Другая «жена Цезаря», то есть «Сетунь», кстати, вкалывала без замечаний уже две недели. О чём Сидоренко и доложил.

– Прямо всё-всё в порядке? То есть я сейчас могу взять «Алтай» и по беспроводке связаться с Главным и сообщить: так, мол, и так, Захар Иванович, первая очередь работает и будет сдана в срок? – уточнил Бальмонт, прищурив глаз, уже не такой зоркий, как прежде, но зоркий достаточно, чтобы видеть подчинённых насквозь.

– Да понимаешь… – замялся Сидоренко, нервически потеребив ворот комбинезона (все на объекте снаряжались по-военному), – порядок-то полный… Только вот дежурная смена программистов докладывает о регулярном сбое операционной системы «Сетуни». Вроде бы ничего серьёзного…

– Ну-ка, ну-ка! Разверни! – потребовал замдиректора и оборотился всем немалым телом к инженеру. Он страсть как не любил, когда «ничего серьёзного». Уж лучше сразу ЧП, взрыв на макаронной фабрике и пожар третьей степени – хоть какая-то определённость.

– Да там… – инженер махнул рукой, – раз в сутки второй день подряд ровно в полночь операционка перестаёт опрашиваться. На полторы секунды. Нет обратной связи, хоть плачь. И что? И ничего. Дали тестовый прогон – всё отлично. Запросили «Сетунь» – рапортует о штатном обновлении системы. В рамках заложенной функции самообучения. Вроде всё планово, но мне показалось, что ты должен знать.

– Когда кажется, Тихон, креститься надо, – рыкнул Бальмонт, унимая раздражение.

– Не религиозен, – отсёк Сидоренко.

– Рад за тебя! – Раздражение не унялось, но вскипело и плеснулось наружу, как кипяток из кастрюли, забытой на плите. – А вот за то, что ты, старый, лупоглазый… инженер с двадцатилетним опытом работы, изволил сообщить мне о сбое через два дня, – вот за это я очень не рад. Какого хрена! Я! Старший на проекте! Узнаю о неполадках ключевого агрегата на вторые сутки?!! Ключевого, Тихон, агрегата!