Живые тридцать сребреников - Петр Ингвин Страница 4

В общем, скукота. Обшивка только притворялась прозрачной, она не показывала ничего, кроме снежной мути, мигал сигнал окончания полета, и под надзором поднявшегося, чтобы встретить, учителя происходила высадка.

Сегодня что-то случилось: вместо прощального жеста папа деловито взошел следом.

— Вызывают?

С родителями учителя общались дистанционно, и для личной встречи должно произойти что-то из ряда вон. Кроме подсказывания, за которое даже замечания не удостоили, за Сергеем грешков не водилось. Правда, один раз он сделал вариант домашнего задания за Миру, но об этом узнать не могли — на уроке она выдала написанное наизусть и добавила собственных мыслей. В авторстве никто не усомнился.

— Вызывают, — кивнул папа. Под его массивным телом пластик сиденья поскрипывал, расстегнутый тулуп занял почти половину салона. — Чего такой хмурый? Не в школу же вызывают, а на работу.

Папа работал в природоохране. Со стороны трудно представлялось, что же охранять на планете, где нет ничего, кроме льда и снега, а из живых организмов — только люди. По работе папа часто улетал на другие планеты — знакомиться с новыми исследованиями, перенимать передовой опыт, помогать тем, у кого дела шли хуже или не шли вообще. Дома, на Калимагадане, он тоже не сидел на месте, постоянно курсировал где-то на поверхности и под ней, уезжал в отдаленные точки… Везде находилось чем заняться экологу, который любит свою планету.

— Планета — она живая, пусть и не в том смысле, как этот термин представляет большинство, — говорил папа. — Она может заболеть, и нужно вмешаться, пока не случилось необратимое. В том, что планеты болеют, как правило, виноваты мы, люди. Старинное правило «относись к другому, как хотел бы, чтобы относились к тебе» применимо и здесь, в отношениях небесных тел с теми, кто выбрал их своим домом.

Пока не началась учеба, папа иногда брал Сергея с собой наружу, в места, где жизнь и смерть переплетались так плотно, что хватало секунды, чтобы перейти из одного состояния в другое. Сергей видел невообразимые красоты и, наоборот, смертельные метели и ледопады, но чаще всего просто дул ветер, в лицо летел снег, а вокруг стояла мутная мгла. Солнечно или снежно — этим на Калимагадане виды погоды исчерпывались.

— Заедем в одно место, тебе понравится, — сказал папа. И подмигнул.

Значит, будет сюрприз. Сергей обожал сюрпризы.

Роботакс долетел до выбранной станции, где встал, как говорили, «в гараж» — отворявшиеся люки транспортных станций принимали крупную технику, чтобы не околела «на улице», и она пряталась внутри на время, пока пассажиры или экипаж решали свои проблемы.

Станция называлась «Северный полюс». В груди разлилось предвкушение чего-то необычайного, во рту выделилась слюна, как на сладкое. Это был вкус приключения. Северный полюс — самая теплая точка планеты. Если посчастливится, здесь можно увидеть воду, как ее представляют прочие граждане Конфеда — не спрятанную под лед и не заточенную в трубы или искусственные емкости. Здесь вода была не пленником, а хозяином. Над Калимагаданом светило четыре солнца, три из них, далекие и тусклые, не грели и чаще всего были невидимы за белой пеленой или скрывались в тени. К главному солнцу планета всегда обращалась одним полушарием. На северном полюсе всегда было светло и тепло. Температура, бывало, вырастала до минус двадцати, по местным меркам это считалось несусветной жарой.

В жару на полюсе просыпались гейзеры.

Сегодня здесь было жарко. Не «адское пекло», как выражались некоторые взрослые, но тоже неплохо. Двадцать пять ниже нуля.

На станции Сергей с папой пересели на легкий снегоход с мягкими гусеницами и возможностью движения на воздушной подушке. Папа набил багажник припасами — ящиками с зарядкой для репликатора, топливными элементами для ядерной печки, замороженными фруктами и овощами… Поверху, как особая ценность, была водружена герметичная коробка с натуральными ягодами и зеленью из поселковой оранжереи.

— Слышал про маяки? — спросил папа, когда отворившийся люк входа выпустил их на простор.

Сергей не просто слышал, он проходил их по истории родного края. При освоении планеты маяки ставили в гиблых местах, куда не стоило соваться ни людям, ни технике. Неуничтожимые природными силами сооружения из стали или камня для устойчивости строили в форме пирамиды. Такие маяки действовали во всей шкале радиоволн, охватывали полный световой спектр, вплоть до инфракрасного, и сообщали о себе в звуковом диапазоне от неслышимого, но неприятного рокочущего «инфра» до отвергаемого человеческим ухом пронзительного «ультра». Перемежаемые паузами вспышки и сигналы объявляли всему живому и неживому: «Не приближайся!»

Прошли годы, темных пятен на карте не осталось, каждая аномалия взята под контроль. Транспортные маршруты обходили районы маяков, потому что даже в чрезвычайной ситуации ни один пилот в здравом уме не сядет в опасное место.

Северный полюс был единственной точкой на планете, где опустившийся корабль мог утонуть.

Снаряженный снегоход несся по сверкающей пустоши, белые хлопья летели в лицо, дыхание и слова клубились дымком. Сергей с папой ехали в самое сердце зоны, на всех картах огражденной значками опасности.

— Мы едем к смотрителю маяка, — объяснил папа. — Некоторые думают, что он не в своем уме, но я не встречал человека мудрее и проницательнее.

«Смотритель маяка» звучало как название приключенческого мегафильма, и этот фильм шел сейчас, с Сергеем в главной роли. Ничего лучше нельзя представить. Сердце пело.

Смущало, что маяки давно отключили, то есть, смотрителя у них не могло быть по определению. Папа словно прочитал мысли:

— Смотритель маяка — это прозвище Матвея, на самом деле он, скорее, смотритель планеты. Возможно, даже ее хранитель. Последний хранитель.

Последний хранитель планеты? Сюжет фильма закрутился еще сильнее, из приключенческого он стал фантастическим, и все это, опять же, здесь, наяву.

Матвей. Сергей слышал это имя, к нему всегда прилагалось дополнение. Матвей Блаженный — так называли существовавшего на «проживалке» старичка, о котором достаточно произнести «юродивый», чтобы все поняли, о ком речь. Семьи у него не было, специальности, в которой он мог бы применить знания — тоже. В целом — безобидный псих. Как говорили, он постоянно жил по поверхности и нередко первым оказывался на местах крушений и других бедствий. Многие были обязаны ему жизнью. Комиссия по здоровью обследовала Матвея, отклонений не нашли. Вместо экстрасенсорных способностей у него обнаружилась вера в высшие силы и в жизнь после смерти. Древний старик доживал свои дни вне общества, оказать влияние на молодежь не мог, и его оставили в покое. Возможно, он не сам выбрал не спускаться в поселки. Ему запретили.

— Я слышал, что Матвей часто спасает людей, — поделился Сергей. — Его приемник всегда настроен на частоту происшествий, или в прошлом он профессиональный спасатель?

— Матвей чует, что кто-то попал в беду, и оказывается на месте раньше всех. Кроме как чудом, это объяснить невозможно.