Кибердемоны. Призрак - Дмитрий Зимин Страница 4

И как этой хренью пользоваться?

Ванна была не просто пуста. Она была суха так же, как и душевая, как и чертова раковина из нержавейки на кухне. Никаких следов биогеля, ни намёка на то, что ею пользовались в последние дни.

Сдвинув крышку панели управления, Мирон по памяти набрал код – последовательность Фибоначчи, числа с двадцатого по двадцать второе. Их он помнил с детства, с тех самых пор, как отец распахнул для них с Платоном мир математических формул…

На экране поползли цифры: температура воздуха, влажность, поверхностное натяжение геля. Вот дата последнего погружения.

Пять дней назад. Ванна была активирована в течении тридцати двух часов, после чего дезинфицирована и поставлена в режим консервации.

Мирон торопливо вернулся на кухню. Коробки с логотипами Накатоми, Мотоко и Неотех были датированы разными числами. Последняя – вчерашним днём. А вот под мягким свёртком натекла небольшая лужа…

Принюхавшись, Мирон почуял лёгкий душок разлагающейся плоти. Сырое мясо. Прислали, похоже, после того, как Платон исчез из квартиры.

У брата не было времени отменить заказы.

Как его сейчас корёжит, бедолагу, – с долей злорадства подумал Мирон. – Одна мысль о том, что на его стерильной кухне гниёт сырое мясо, должна намертво закоротить братцу мозги…

Он вспомнил следы за окном. Прошёл в гостиную, отдернул штору… Чёрный оплывший силуэт без шеи был на месте. Сквозь него просвечивали далёкие огни города и летели крупные хлопья снега. Мирон поднял правую руку. Силуэт ответил тем же. Как в зеркале…

Это ведь его собственный силуэт! Отражение в поляризованной плёнке окна.

Обругав себя за впечатлительность, Мирон склонился над следами. В пронзительно-фиолетовом свете натриевого фонаря четко выделялись рубчатые грани с логотипом "САТ" в центре.

Он вздохнул с облегчением. Это не Платон. Брат никогда не наденет ботинки фирмы "Катерпиллер". Скорее откусит себе ноги.

Всю свою сознательную жизнь Платон носит кожаные "оксфорды" на розовой полихлорвиниловой подошве. Только их.

Мирон бездумно уставился на книжный шкаф. Нелепый архаизм, которому место в музее.

Отворив застекленную дверцу, он провёл пальцем по корешкам. Настоящие книги. Хрупкие страницы, крошащиеся переплеты… Палец наткнулся на книгу, которая чуть выбивалась из общего ряда. Мирон её заметил, как только вошёл, но тогда он думал, что братец дома…

Он еще раз оглядел комнату. Красный журнальный столик в стиле Кандинского, диван и кресла Ямамото – пухлые черные футоны на металлических рамах – нарочитое смешение деревенского стиля с урбанистическим техно. Узор ковра на полу воспроизводит схему древнего телевизорного транзистора.

За диваном – так, чтобы удобно было читать, не включая верхний свет – торшер в виде белого параллелепипеда.

Часы на стене – пережиток прошлого, никому не нужное напоминание о быстротечности времени. Желток циферблата похож на недожаренную яичницу.

Мирон вытащил книгу, за которую зацепился палец. Черная глянцевая обложка перечеркнута кровавой надписью: "Шпионский боевик". Он открыл книгу произвольно, там, где переплет сгибался лучше всего… Мелкий шрифт, который нельзя сделать крупнее, никакой подсветки – чёрные буквицы похожи на жучков-древоточцев. Что Платон находит в этом старье?

Внимание привлекла строчка, с которой начиналась страница: – "Никому нельзя верить. Даже себе. Мне – можно".

И тут раздался звонок. Звук врезался в сумрак квартиры, как пуля, выпущенная из М-249.

      Звонят в дверь, – понял Мирон. Он подобрался, ожидая. Десять секунд, пятнадцать… Затем, поставив книгу на место и закрыв шкаф, бесшумно двинулся к двери.

В этот дом нельзя впереться за здорово живёшь, – думал он, вспоминая свой собственный путь к квартире Платона. – Нужно знать код на входной двери, затем миновать консьержа, робота-охранника, усыпить бдительность пулеметов на потолке, активировать лифт, который едет в пентхаус…

Экран видеофона, встроенного в пластальную дверь, был пуст. Камер в холле было несколько, никаких "слепых зон". И ни одна ничего не показывала. Только закрытая дверь квартиры, лифт, какое-то раскидистое дерево в кадке под лампой, идентичной натуральному солнечному свету…

Видео можно подделать, – думал Мирон. – Как два пальца. Но на хрена? Грабители? Созвездия не грабят. Робот держит постоянную связь с охранной конторой, наряд прилетает на вертушке через тридцать секунд. К тому же – пулеметы…

Может, сбой в системе?

Постояв перед пустым экраном пару минут, Мирон вернулся в гостиную. В голове засели слова из книжки: – Никому нельзя верить. Даже себе…

На диване сидел человек. Окаменев в дверях – только глаза продолжали лихорадочно двигаться – Мирон оглядел комнату. Книжный шкаф, окно, портьеры, столик, часы… Это был не тот, без шеи. Другой.

На этом была шляпа – пижонский жемчужно-серый фетр, креповая черная лента; тёмный пиджак, серая в тон шляпе сорочка и галстук в тон…

Поддернутые брючины открывают щиколотки в шерстяных носках с красно-зелеными ромбами и черные матовые туфли на толстой каучуковой подошве.

Мирон почувствовал, как внутри ворочается раздражение. Годы. Годы ушли на то, чтобы отучить себя считывать и запоминать мельчайшие детали. Какое ему дело до носков в красно-зеленые ромбы? Почему лента на шляпе не шелковая, ни еще хрен пойми какая, а именно креповая?

Попав в квартиру Платона, пробыв тринадцать с половиной минут в атмосфере, заполненной его запахом, его вещами, Мирон почувствовал, как невидимыми, но ощутимыми волнами накатывает прошлое.

На рубашке незнакомца восемь пуговиц, полоска тонкая, еле заметная, оттенка увядшей розы. Брюки из натуральной шерсти – в рубчик, с отворотами на штанинах. На ботинках по шесть дырочек, в которые продеты круглые черные шнурки…

Хотелось прижать кулаки к глазницам, вдавить их что есть мочи, прислониться к стене, сползти по ней на пол и завыть.

– Кто вы такой? – спросил он незнакомца. Тот сидел неподвижно, посверкивая стёклами дорогих очков.

– Вам не интересно как я сюда попал?

– Звонок в дверь был отвлекающим манёвром. У вас есть электронный ключ. Вы открыли дверь, вошли, затем позвонили и прошли в кухню. Когда я подошел к двери, вы из кухни переместились в гостиную и сели на диван.