Пятьсот миллионов бегумы. Найдёныш с погибшей «Цинтии» - Андре Лори Страница 4

К счастью для Октава, он, ещё будучи в школе, подпал под влияние своего товарища, натуры энергичной, несколько властной, но чьё воздействие на него было, несомненно, благотворным.

В лицее Шарлемань, куда доктор Саразен поместил сына после подготовительной школы, Октав подружился с одним из своих одноклассников, эльзасцем, по имени Марсель Брукман, который, будучи моложе его на год, превосходил Октава не только физической силой, но и умственными способностями и твёрдостью характера, благодаря чему сумел подчинить его себе. Оставшись сиротой двенадцати лет, Марсель получил небольшое наследство, доходы с которого целиком уходили на его учение. Если бы не Октав, который каждый год брал его к себе домой на каникулы, Марсель был бы обречён на безвыходное сидение в стенах лицея. Семья доктора Саразена стала для юного эльзасца как бы родной семьёй. Пылкий по натуре, при всей своей кажущейся холодности юноша горячо привязался к этим добрым людям, заменившим ему отца и мать. Он обожал доктора, его жену и их маленькую, но уже серьёзную дочурку. Чувства свои Марсель выражал поступками, а не словами. Он с удовольствием занимался с Жанной, которая с раннего возраста обнаруживала любовь к знанию и обещала стать умной, здравомыслящей девушкой; и в то же время он поставил себе задачей сделать и Октава достойным своего отца. Сказать правду, эта задача оказалась значительно трудней, так как Октав отнюдь не обладал ценными качествами своей сестры, однако Марсель дал себе слово достигнуть цели.

Это был решительный и настойчивый юноша, один из тех смелых и упорных борцов, которыми Эльзас пополняет из года в год славные парижские ряды тружеников науки. Ещё ребёнком он отличался выносливостью, физической силой и живостью ума. Натура волевая, мужественная, он и внешне производил впечатление человека энергичного и стойкого. В школе он стремился достичь совершенства во всем, что входило в круг его занятий, будь то игры, состязания, гимнастика или лабораторные опыты. Если он в конце года не получал первой награды, он считал этот год потерянным. В двадцать лет это был рослый, вполне сложившийся юноша с прекрасной мускулатурой, с неутомимой энергией и твёрдой волей. Поистине совершенный механизм сложного органического устройства, с максимумом напряжения и отдачи. Люди наблюдательные невольно останавливали взгляд на этом задумчивом, выразительном лице.

В Центральную школу, куда он держал экзамены вместе с Октавом, он прошёл вторым по конкурсу, но твёрдо решил окончить её первым. Октав смог выдержать вступительные экзамены только благодаря исключительной настойчивости и рвению своего друга. В течение целого года Марсель заставлял Октава работать, заражая его своей энергией, которой хватало да двоих. Он относился к этой слабой, нерешительной натуре с какой-то покровительственной жалостью; такое чувство мог бы испытывать лев к беспомощному щенку. Ему доставляло удовольствие поддерживать избытком своей силы это хилое растение и видеть, как оно развивается и приносит плоды.

Война тысяча восемьсот семидесятого года [7]застигла наших друзей во время экзаменов. На другой же день после того как последний экзамен был сдан, Марсель, исполненный патриотических чувств, которые не позволяли ему оставаться в стороне в то время, как над Страсбургом и Эльзасом нависла тяжёлая угроза, записался волонтёром в тридцать первый стрелковый полк. Октав тотчас же последовал его примеру. Плечо к плечу сражались они на аванпостах Парижа в суровые дни осады. Под Шампиньи Марсель был ранен в правую руку, а за битву под Бузенвалем получил нашивку. Октав не получил ни раны, ни нашивки. Так уж это вышло само собой. Он всегда следовал за своим другом в атаку и отставал от него только на каких-нибуд пять-шесть метров, но… эти-то шесть метров решали все.

После заключения мира они вернулись к своим занятиям и поселились в двух смежных меблированных комнатах в скромном особняке, недалеко от школы. Несчастья, перенесённые Францией, и отделение Эльзаса и Лотарингии оставили в душе Марселя глубокий след и ещё больше закалили его.

— Первый долг французской молодёжи, — говорил он Октаву, — исправить ошибки своих отцов. И достичь этого она может только неустанным трудом.

Каждый день Марсель просыпался в пять часов и тотчас же поднимал Октава. Они вместе садились заниматься, затем отправлялись на лекции и в течение всего дня не расставались ни на минуту. Вернувшись из школы домой, они снова принимались за работу и отрывались от неё только, чтобы дать себе маленькую передышку — выкурить трубку или выпить чашку кофе. В десять часов, удовлетворённые сознанием полезно проведённого дня, они уже лежали в постели. Время от времени они позволяли себе скромные развлечения: партию на бильярде, изредка театр или концерт в консерватории, прогулку верхом или пешком в окрестностях Парижа и два раза в неделю урок фехтования и бокса.

Случалось, что Октав иногда восставал против этого режима и стремился к более легкомысленным развлечениям: он предлагал пойти к Аристиду Леру, который большую часть времени проводил в кабачке Сен-Мишель. Но Марсель так ядовито высмеивал его фантазии, что обычно они так и не приводились в исполнение.

Двадцать девятого октября тысяча восемьсот семьдесят первого года около семи часов вечера приятели сидели, по обыкновению, рядом за столом, освещённым лампой с зелёным абажуром. Марсель был поглощён решением задачи по начертательной геометрии, о сечениях камня. Октав тоже был поглощён занятием, правда не столь отвлечённого свойства, но зато вполне отвечавшим его вкусам: он священнодействовал над приготовлением кофе; он очень гордился своим искусством варить кофе, возможно потому, что эта отрадная процедура позволяла ему ежедневно хоть на несколько минут оторваться от ненавистных уравнений, которыми Марсель, как ему казалось, слишком злоупотреблял. Медленно процеживая через густой слой душистого мокко тонкую струю кипятка, Октав от души наслаждался этим мирным занятием, но, когда взгляд его упал на склонившегося над тетрадью Марселя, он почувствовал угрызения совести и непреодолимое желание помешать товарищу, который был для него словно живым укором.

— А не мешало бы нам завести кофейник с фильтром, — неожиданно изрёк Октав, — это древнее сооружение в наш цивилизованный век годится разве что в антикварный магазин.

— Вот-вот, купи кофейник с фильтром, — поддержал Марсель, — тогда, может быть, тебе не придётся каждый вечер тратить часы на эту стряпню. Итак, — невозмутимо продолжал он, возвращаясь к своей задаче, — внутренняя, вогнутая сторона свода представляет собой трехосный эллипсоид с тремя неравными осями. Пусть A, B, C, E есть исходный эллипс, которому принадлежит большая ось OA, равная a, и средняя ось OB, равная b, тогда как малая ось эллипсоида O O′′C′′ вертикальна и равна c, что делает свод покатым…

В эту минуту в дверь постучали.

— Письмо господину Октаву Саразену, — сказал мальчик-рассыльный.