Чистилище - Геннадий Марченко Страница 39

Была ещё мысль изуродовать их лица при помощи конфискованного у Червонца мини-тесака, чтобы в случае чего затруднить опознание, однако от этой идеи всё же пришлось отказаться. Не только потому, что такая работа была мне не по нутру, уж как-нибудь я себя переборол бы. Просто оба в своё время побывали в руках кольщика, то бишь татуировщика, и имели отличительные знаки, по которым их всё равно могли опознать. Нет, далеко не факт, что эти «нательные картинки» занесены в какие-нибудь милицейские каталоги, но исключать этого нельзя. Мысль о том, чтобы вырезать соответствующие куски кожи, вызвала у меня отвращение, всё ж таки даже у такого отмороженного мокрушника, как я, существуют какие-то принципы.

Ладно, пора двигать на малину, пока люди не разбежались, хотя при таком дожде я бы на их месте спокойно переночевал в хате, как сиплый и советовал москвичам. Вполне вероятно, они уже дрыхнут, так что придётся нарушить их покой.

Однако разбойнички, вопреки моим предположениям, ещё бодрствовали. Заглянув в щёлку между шторками, я мог увидеть заставленный бутылками и едой стол, чьи-то руки, периодически тянущиеся к спиртному или съестному, и расслышать глухой бубнёж. Что ж, дальше выжидать нет смысла, нужно действовать.

Стучу в дверь, и спустя несколько секунд щель между занавесками в окне расширяется, вижу небритую рожу с залысиной, пялящуюся на меня с прищуром, которая почти тут же пропадает. Секунд через десять со скрипом приоткрывается входная дверь.

– Золотой, а ты чего вернулся? – спрашивает всё тот же сиплый голос. – И чего один, без Козыря? Червонца почему-то ещё нет…

Я поднимаю голову, и говоривший видит, что перед ним совсем не Золотой, а какая-то незнакомая физиономия. Хотя, вероятно, что и знакомая, вдруг у этих столичных было с собой что-нибудь вроде фоторобота – портрета по устному описанию. Как бы там ни было, не давая ему времени на принятие решения, бью ножом точно в сердце, подхватываю бьющееся в агонии тело и аккуратно укладываю в сенях, а сам быстро распахиваю дверь в хату. На мгновение, во время которого я на автомате успеваю пересчитать присутствующих, возникает немая сцена. Пять человек плюс хлопотавшая возле печки бабка. Решение созревает мгновенно. Словно в компьютерном шутере, перевожу ствол с одного объекта на другой, нажимая спусковой крючок, и отыгранные, как сбитые кегли, один за другим валятся на пол. Браунинг стреляет не настолько громко, чтобы привлечь внимание даже случайных прохожих, не говоря уже о жителях соседних домов.

Закончив, поворачиваюсь и так же быстро исчезаю. В живых оставляю только бабку. Мой расчёт строился на том, что подслеповатая старушка сумеет разглядеть только плащ и надвинутую на глаза шляпу, которые недавно видела на московском уголовнике, и, соответственно, укрепится во мнении, что это именно он и наведался на малину, зачем-то перестреляв всех местных уголовников и по какой-то причине пощадив лишь её одну – старую, болезную женщину.

Впрочем, я не исключал, что кто-то из подстреленных мной всего лишь ранен и сумеет выкарабкаться. Ничего страшного, в тёмном дверном проёме, откуда я вёл огонь, разглядеть мою физиономию было бы проблематично даже и обладающему стопроцентным зрением человеку. А тут ещё состояние стресса, когда не до разглядывания деталей лица из-под надвинутой шляпы. Так что я совершенно не переживал по поводу того, что ночная бойня может иметь для меня серьёзные последствия.

Спустя полчаса я стоял на дамбе, о которую с грохотом разбивались волны неспокойного Чёрного моря, обдавая меня солёными брызгами. Шляпу я завернул в плащ, стянул поясом, а внутрь запихал пару булыжников. Затем этот небольшой тюк зашвырнул подальше в воду, чтобы не выбросило на берег. Ну а браунинг, предварительно протерев на случай отпечатков пальцев, припрятал возле нашего дома, ни к чему таскать его с собой.

Дверь открыл своим ключом, чтобы не разбудить Костю. Но тот всё же заворочался, кинув заспанный взгляд на висевшие на стене ходики, которые показывали половину третьего ночи.

– Тебя где носит-то всю ночь? – сонным голосом спросил он.

– Да-а… С девушкой гуляли, а потом домой её провожал, на другой конец Одессы, – сыграл я экспромтом. – Ты спи, спи.

– Девушку он провожал… У нас смена в восемь утра, не забыл? Так что тебе спать меньше пяти часов осталось. Ложись давай…

Слухи о кровавой бойне в одном из домов на Кирова, где среди прочих упокоился и какой-то авторитет Лёва Шац, ^[17] наводнили Одессу уже на следующий день. Историю я услышал за обеденным перекусом от нашего докера Фимы Клявера.

– Говорят, какой-то залётный, чуть ли не из Москвы, нынче ночью порешил всех из пистолета, – выковыривая из консервной банки свиную и отнюдь не кошерную тушёнку и намазывая её на кусок хлеба, заявил Фима. – Там в живых одна бабка осталась да ещё вроде бы один тяжёлый в больничке, без сознания, может и не выкарабкаться. А остальные на глухаря.

Костик как-то странно покосился в мою сторону, но ничего не сказал.

– Это за что ж их так? – оторвавшись от кружки с горячим чаем, поинтересовался Мишка Трушин.

– Кто ж знает, милиция разбирается. А ещё, поговаривают, одного из этой шайки в овраге нашли, зарезанного. Вот и думай, что да зачем.

Посыпались разные предположения, только мы с Костиком молчали. Понятно, он как-то связал моё ночное отсутствие с расправой над уголовниками и сейчас прокручивал в голове этот момент, а я молчал, потому что и так знал всю хронологию событий. Утешало, что если даже у Костика в мой адрес появятся какие-то подозрения, то он их будет держать при себе. На НКВД он явно не работал и особой болтливостью тоже не отличался. Правда, вечером всё же как бы между делом спросил:

– Шо у тебя за краля, если не секрет, с которой ночами гуляешь?

– Варя Мокроусова, секретарь комсомольской организации порта.

– Ого, губа у тебя не дура! Как тебе удалось, она ж недоступная, даже Валентина Иваныча отшила.

– Какого Валентина Иваныча?

– Начальника диспетчерской службы.

– Небось старик какой-нибудь?

– Ну, старик не старик, а в прошлом году сорок пять отметил. Живёт один в трёхкомнатной квартире со всеми удобствами, пожалованной ему за боевые заслуги в борьбе с бандитскими формированиями после Гражданской.

– В НКВД служил?

– Не, тогда НКВД ещё не было, в губернском ЧК, замначальника. Лично бандитов к стенке ставил.

– Значит, такого героя Варвара отшила? – не без иронии сказал я. – А претендентов помоложе на её руку не нашлось?

– Увивались тут двое, один наш, портовый, а второй лейтенант, в отпуск приезжал, друг её детства вроде. Даже дрались из-за неё. А она им обоим заявила, что они не в её вкусе и ведут себя не по-комсомольски. А ты, видать, чем-то ей приглянулся.

Не стал я товарища разочаровывать рассказом, что на самом деле всего лишь проводил девушку до дома и даже не удостоился чести быть приглашённым на чашку чая. Нет, а вдруг у нас и правда что-нибудь склеится? Девица симпатичная, я с такой замутил бы. Хотя вряд ли, оборвал я сам себя, надолго здесь я задерживаться не собираюсь, случай подвернётся – и вперёд, к неизведанным землям! Не изведанным мной, во всяком случае в это время, потому что в своём будущем я успел много где побывать, даже в таких экзотических местах, как чеченские горы и ущелья. Вариант с видом на жительство в Одессе я не рассматривал, подозревая, что рано или поздно выйдут на мой след. Оставался ещё момент с газетой «Правда» и личным знакомством со Сталиным, но на него я слабо надеялся. Пока, кстати, ни одного номера не пропустил, причём мои ежедневные походы к газетному киоску вызывали у парней усмешки, а Лексеич, паразит такой, обещал обязать меня проводить политинформацию. К счастью, дальше угроз дело не пошло.