Клич стаи - Юрий Вольнов Страница 39

– Долгих лет достойному сыну рода, Корвину Мер-Хану, – прозвучал мелодичный голос от белого балахона.

Скрывающая лицо кромка капюшона не давала разглядеть лицо говорившего. Колючий блеск свисающего на груди золотого медальона, переливающегося не только блеском драгоценных камней, но еще исходившего маревом энергетических полей, указывал на высокий статус встречающего. Абы кому не дадут пульт управления всеми боевыми системами здания.

– Я рада приветствовать гостя в сердце школы «Говорящих с тенью». Прошу вас следовать за мной. Учитель ждёт нас.

Следующая комната, куда привели высокородного гостя, была больше похожа на переговорную, но без стола и стульев. Стены занимали проекторы, на которых транслировались космические просторы. Посреди комнаты лежал толстый ковёр со множеством подушек, на котором медитировал человек почтенного возраста. Облачённый в костюм слияния, что пестрел множеством выведенных наружу дополнительных разъёмов для подключения дополнительных полезных модулей, старик медленно раскачивался в такт колыхавшимся на спине зарослям нейрошунтов. Живя самостоятельной жизнью, имплантаты колыхались за спиной человека множеством щупалец, между которыми пробегали искры, выдававшие активный информационный обмен между человеком и виртом. Седые волосы были собраны в косичку, глаза подрагивали под веками, испещрённое морщинами лицо встретило вошедших умиротворением и спокойствием витавшего в наркотическом трансе человека.

– Учитель, я привела гостя.

– Присаживайся рядом, Дана, – прозвучал едва различимый голос.

Обратив на гостя взгляд давно выцветших от старости глаз почему-то так и не прошедшего омоложение человека, учитель посвятил созерцанию Корвина целую минуту.

– Очень интересно. Я бы даже сказал, весьма, – проговорил старик с легкой улыбкой на губах. – Пропустим официальную болтовню. Я слишком стар, чтобы тратить время на всякие условности. Скажи мне, юноша, что же привело в стены моей школы высокородного отпрыска знатного рода?

– Желание стать ячаром.

– Желание это похвально, но только желания недостаточно. Ячар это состояние духа и тела, это постоянная работа над собой на протяжении всей жизни. Разве тот, перед кем открыты другие дороги, готов посвятить себя изнуряющим занятиям, ущемлению своих желаний и приношению своего «я» в постоянную жертву?

– Наставник, вы меня путаете с теми, кто предаётся увеселениям, развлечениям с модифицированными красотками. Я млад…

– Я знаю, кто ты, и даже чувствую в твоём теле остатки неправильно смодулированных плетей… Ты уже умирал на арене, мальчик мой. Я все это вижу… но я не вижу ответа. Почему ты хочешь стать Владыкой теней?

Взгляд старческих глаз, казалось, пронзил его насквозь. От этих двух сапфировых игл, что вонзились бурным потоком и буквально смели все заготовленные ранее ответы, Корвин вдруг ощутил себя голым и беззащитным.

В последний момент, удерживая рвущиеся наружу слова, Корвин едва не прикусил язык, но сумел медленно и с достоинством сказать:

– Я достоин большего.

– Хорошо держишься, мальчик. А если вот так… Последние слова совпали с волной дикого ужаса.

Поднимаясь из самой глубины сознания, из области дремучих инстинктов, прорываясь сквозь путы воли, на поверхность ощущений вырвался беспричинный страх. Проникая щупальцами за щиты самообладания, ужас лишал силы и уверенности в себе… и по щекам Корвина потекли слезы бессилия.

Часть сознания осознавала, что это не его ощущения, что это не его сейчас будут четвертовать и лишать головы, но чужая воля разрушала картину мира, навязывала свою реальность, где Корвин был мальчишкой, распятым в объятиях чудовищного осьминога.

Растягивая щупальцами человечка, словно на дыбе, своим единственным глазом чудовище просвечивало его насквозь. Этот взгляд был как скальпель. Он снимал кожу слой за слоем, и от боли не было спасения.

Пытаясь противостоять чужому вмешательству, чужой воле, сковавшей его, как жука в янтаре, Корвин пытался сопротивляться. Стараясь вырваться из странного оцепенения, он стучал кулаками о невидимую стену, пытаясь разбить невидимую преграду, с каждой секундой и вдохом он все больше осознавал своё бессилие.

Стена между ним и реальностью становилась только толще, а стекло мутнее. А следом невидимая преграда превратилась в непоколебимую гранитную стену.

Корвин закричал. Закричал всем естеством, душой и телом. Вкладывая в крик всю злость, всю боль, всю накопленную за жизнь горечь разочарования, все то, что заставляло его двигаться вперед, Корвин вложил в крик всего себя, и стена дрогнула. Появилась одна трещина, за ней другая.

Покрываясь узором разломов, толстая преграда затрещала и стала осыпаться с песчаным шелестом. Набрасываясь на пролом, сдирая пальцы в кровь, выкорчёвывая гранитные глыбы голыми руками, Корвин рвался из плена. И когда казалось, что вот-вот стена упадёт, руки вдруг обдало нестерпимым жаром.

Гранитные стены пещеры, в которую он углубился, спеша вырваться из ловушки, вдруг налились жаром и запылали открытым огнём. Камень стал плавиться и стекать со стен податливым воском, собираться вокруг лужей расплавленной лавы.

Пещера превратилась в огненный мешок. Спустя мгновение Корвин стал тонуть и сгорать заживо в котле лавы. Буквально на глазах ноги обугливались, чернели и обсыпались кусками спечённого шлака.

От разрывающей сознание боли захотелось завыть, закричать, нырнуть с головой в этот огонь и наконец избавиться от терзающей боли раз и навсегда. И прежний Корвин так бы и сделал, но только не тот, кто прошёл первую ступень посвящения.

Состояние пустоты и белого света, которое он познал в Храме Бездны, засияло перед ним миражом. На остатках самообладания он потянулся к шару ослепительного света. И когда руки коснулись белого сияния, по телу пробежала волна прохлады. Окунувшись в гостеприимно распахнутые объятия нирваны, Корвин оглянулся в зияющий огненный провал. Просветление не терпит лишних эмоций. И Корвин выплеснул из сознания кипевший внутри гнев.