Страсти Евы - Анна Пань Страница 39

− Увидела что-то, что тебе нравится, Ева? − подлавливает он меня за беззастенчивым исследованием его тела.

− Э-э… я задумалась о зимней сессии, − отворачиваясь, прячу я зарумянившиеся щеки.

С аппетитом Гавриил вгрызается глазами в мою грудь − скрывающиеся под невесомой сатиновой блузкой соски-предатели нагло просят их приласкать.

− Не думал, что сессия может так возбуждать, − самодовольно подмигивает он мне.

− Э-э… мне нужно на воздух, − стыдливо проговариваю я.

Дрожащей рукой я поправляю слегка запотевшие очки и резво тянусь к вешалке, на которой висит мое бордовое демисезонное полупальто. Гавриил помогает мне одеться, и мы выходим на залепленную снегом автостоянку.

− Вижу, ты без машины, − кивает он в сторону пустых машиномест в секторе первокурсников. − С радостью подвезу тебя.

Одновременно я испытываю шок и колоссальную панику. Передо мной встает дилемма: как бы неблагоприятной вестью я не сорвала предложение поужинать.

− Э-э… я просто уже договорилась, − по мере составления предложения мой голос затихает, но я с космическим мужеством укрощаю пошаливающие нервы и договариваю: − За мной должен заехать… э-э… в общем, Бобби.

Как по мановению крыла, зрачки в глазах Гавриила расширяются.

− Воистину желаю хорошего вечера, − деликатно произносит он, безусловно, предварительно перебрав коллекцию нецензурных эпитетов в адрес того, кто должен за мной заехать.

− С нетерпением буду ждать субботы, Гавриил, − добавляю я, как бы уточняя, что он не передумал.

− С нетерпением буду ждать встречи с тобой, Ева, − явно догадывается о моих опасениях Гавриил.

Он улыбается мне какой-то новой, не выявленной прежде нежной улыбкой, и садится за руль «Хаммера». Под урчание пустого желудка я провожаю взглядом его черный внедорожник и издали наблюдаю картину, которую нарочно не придумаешь. На КПП он нос к носу встречается с «Мерседесом» Бобби. Выдержке Гавриила позавидовал бы даже гвардеец у Мавзолея, поскольку Бобби специально мешкает у шлагбаума, загораживая выезд из Академии. Несколькими мгновениями позже «Хаммер» срывается с места так, что дымятся покрышки.

В приподнятом настроении Бобби чмокает меня в щеку и бурно рассказывает обо всем, что произошло с ним за неделю, которую мы провели порознь из-за подготовки к зачетам.

− Есть планы на предновогодний уикенд? − как в воду глядит он.

− Э-э… завтра мы с Дашей едем к Юле на концерт, − сквозь накатившую дрожь в голосе мямлю я. − В субботу намечается ужин в имении доктора Гробового.

Нагнетающаяся тишина в салоне похожа на бомбу замедленного действия. Мы висим на волоске от ссоры. Бобби срывается первым.

− Иисусе, я не слепой! − ударяет он себя ладонью по лбу и начинает истекать словами, точно кровью: − Ты избегаешь меня. Перестала звонить. Я вижу, ты флиртуешь с ним. Вся Академия шепчется, что ты крутишь шашни с этим Зверем!

− Послушай, ты э-э… все не так понял, − заикаюсь я со слезами на глазах, намертво вцепившись в дужку очков. − Он пригласил меня на… дружеский ужин.

− Дружеский ужин! − едко передразнивает меня Бобби. − Ты уверена, что этот конченый псих не перепихивается с друзьями во время этого самого дружеского ужина? Я похож на идиота?.. Говори, что между вами! И не ври мне!

− Останови машину, − треснувшим голосом требую я, из последних сил сдерживая застилающие глаза слезы.

«Мерседес» скорости не сбавляет и продолжает ход.

− Тормози, чтоб тебя! − во всю мощь ору я, топая ногой.

Шины свистят на мокром асфальте до полной остановки. Вся в слезах я вылетаю на дорогу, убегая куда глаза глядят.

− Извини меня, пожалуйста! − выскакивает за мной перепуганный Бобби. − Я наговорил лишнего. За меня говорила ревность. Стой, Ева! Подожди!

Устав бежать от всех своих проблем, я закрываю лицо руками, понимая, что больше не могу биться о стену, разбивая руки в кровь. Терпение оставляет меня, и накопленные эмоции вырываются наружу. У меня кружится голова, плечи содрогаются от рыданий, тушь течет по лицу, снег налипает на ресницы. Я уже не знаю точно, от чего плачу: то ли от жалости к Бобби, то ли от безответной любви к Гавриилу, то ли от всего вместе сразу. Невыносимо тяжело носить под сердцем неразделенную любовь и еще тяжелее травмировать равнодушием любящего тебя мужчину. Наполненный надеждой взгляд черных, как сама ночь, глаз Бобби светится изнутри. О такой сильной любви мечтает любая девушка. Бобби добрый, надежный и по-своему красивый. У меня сердце кровью обливается от того, что участь нашего разваливающегося романа катится по наклонной. Разве можно просто взять и зашвырнуть ему в лицо его же доброту, словно комок грязи?

До чего я докатилась…

Всю оставшуюся дорогу до коттеджного поселка в салоне «Мерседеса» висит давящая тишина. Притворяясь спящей, я крепко прижимаю к груди рюкзачок, борясь со щемящей болью в груди. Очень скоро мне придется сделать непростой выбор. Мотаясь из стороны в сторону, я только загоняю себя глубже в угол. Пускай сегодня мы с Бобби помирились, но каждый из нас остался при своем мнении. Ссора не забудется, осадок останется, и стоит мне взбаламутить воду, как его обоснованное предъявление будет першить у меня же в горле.

На худой конец путь от терний к звездам ветвист и лежит через человеческие слабости и ошибки. Каждый новый день несет в себе истину во всем своем шахматном многообразии противоречий. Катящееся колесо жизни состоит из черных и белых полос. Так было, так есть и так будет вечно.

− Зайка, просыпайся, − будет меня Бобби, открывая дверцу с моей стороны.

На его лице высвечиваются приговор − отмолчаться не удалось. Наши мысли всенепременно сходятся на субботнем ужине в имении. Я прочищаю горло, ища в себе хоть какие-нибудь банальные слова, способные разгладить складки сложившейся ситуации, но ничего уместного так и не нахожу. Что тут сказать, Создатель обделил меня ораторским красноречием.

С мученической гримасой Бобби обивает носом ботинка порог и, наконец, решается:

− Мне нелегко такое говорить. Ты меня не переубедишь, Ева. Я вижу, Гробовой тебе небезразличен. Выхода у меня нет. Насильно мил не будешь… Лучше разберись в своих чувствах. Кого бы из нас ты ни выбрала, я с уважением отнесусь к твоему решению.

Я потрясена его поступком, достойным самой высокой похвалы. Человечностью и сопереживанием Бобби облегчил мне жизнь, я избежала участи изменщицы. С глубокой душевной тоской в глазах он уезжает, увозя с собой и всю ту тяжесть, которая долгими месяцами придавливала мою грудь неподъемным булыжником.