Тайна дочери пророка. Камни Фатимы - Франциска Вульф Страница 39

Ахмад молча наблюдал за работой врача.

Что на самом деле думал о своих пациентах Али аль-Хусейн? Выражение его лица было спокойным и дружелюбным, когда он ловкими движениями рук смывал с лица эмира запекшуюся кровь. Лишь изредка, как казалось Ахмаду, в глазах молодого человека вспыхивали искорки иронии и презрения. Возможно, он заблуждался.

Советник не любил Али аль-Хусейна, считая врача надменным, самовлюбленным красавчиком. При дворе говорили, будто он возгордился после того, как в столь юном возрасте был назначен лейб-лекарем эмира. Но Ахмаду казалось, что тот был высокомерным и дерзким с рождения. И все же, несмотря на свою личную неприязнь, Ахмад должен был согласиться с тем, что Али понимал в своем деле толк и был лучшим врачом во всей округе.

Нос, несколько часов назад представлявший собой распухший бесформенный комок, уже обрел свои прежние контуры.

– Когда вы наконец закончите, Али аль-Хусейн? – раздраженно спросил Нух II, покачивая ногой.

– Повреждение настолько серьезное, что требует тщательной обработки, господин, – спокойно возразил врач.

Эмир вскрикнул от боли. Это рассмешило Ахмада, но ему пришлось прикусить губу.

Нух II ревел и буянил, как дикий бык, после того как рабыня сбежала из покоев. Маленький мальчик, случайно проходивший мимо и чуть приоткрывший дверь в комнату повелителя, видел, как тот в ярости буквально бросался на стены. Судьба хранила малыша, потому как он не получил от эмира тумаков, что могло привести к тяжелым последствиям.

Нух II до сих пор не мог успокоиться, и было бы неразумно неуместным смехом разжигать его недовольство.

– Сейчас я нанесу на ваш нос другую мазь, – обратился Али к эмиру. – Когда кровотечение прекратится, это средство снимет отек. Но при чихании или неудачном прикосновении из носа снова может пойти кровь.

Эмир заскрежетал зубами.

– Даже если я захочу, то не смогу заставить себя чихать. Известно ли вам, какие боли мне приходится претерпевать?

– Да, господин. Лишь благодаря вашему сильному характеру вы не кричите и не хнычете, как старая баба, – ответил Али аль-Хусейн. – И тем не менее вынужден просить Ваше Страдание потерпеть еще немного и тихо полежать, пока я нанесу мазь и наложу повязку.

Ахмад строго взглянул на врача. Ему послышались иронические нотки в голосе молодого человека. Лицо, однако, выражало участие.

– Эта бестия! – шипел сквозь зубы Нух II и громко стонал, когда Али наносил мазь. – Что я с ней сделаю…

Ахмад вновь вспомнил о камне Фатимы.

Он удивился, что пусть на короткое время, но перестал думать о сокровище, все еще находящемся в руках неверной. Уж не являются ли эти события знамением, посланным свыше, о котором он так просил Аллаха?

Возможно, именно сейчас ему представилась редкая возможность отобрать святой камень у недостойной.

– Ваша правда, повелитель. – Ахмад безучастно смотрел на слезы, катящиеся по круглым щекам эмира. Он не испытывал к нему сострадания. Если бы Нух II прислушивался к советам Ахмада, то не испытывал бы сейчас никакой боли. И никогда не посмел бы даже прикоснуться к этой белокурой ведьме. – Что будет с рабыней? Отрубите ей голову или сожжете? Вы могли бы вернуть ее работорговцу…

– Какая глупость! – со злостью прервал его на полуслове эмир. – Не бывать ни тому ни другому. Я должен сам усмирить дикую и темпераментную лошадь и подчинить ее своей воле.

– Но, повелитель. Вы…

Нух II снова отмахнулся.

– Конечно, я должен наказать ее, но палач – это уж слишком. – Он подумал немного, и лицо его осветилось догадкой. – Я запру ее. Дней, скажем, на десять. В темный карцер без окон. И тогда посмотрим, осмелится ли эта баба наброситься на меня еще раз.

– И вы собираетесь пустить ее еще раз в свою опочивальню? – с раздражением вырвалось у Ахмада.

Между тем Али аль-Хусейн закончил свою работу и убирал в саквояж пузырек с мазью. Нух II неуверенно поднялся со своего ложа. Складывалось впечатление, что у него повреждено не только лицо, но и спина. С громким стоном он тяжело опустился на одну из мягких подушек для сидения и потребовал принести кресло. Всего на мгновение, как заметил Ахмад, лицо молодого врача озарила злорадная ухмылка. Но и пропала столь быстро, что Ахмад даже засомневался, была ли она.

– Разумеется, я вновь приглашу рабыню к себе, Ахмад. Она должна отработать право прогуливаться в моем саду, – смотрясь в зеркало и осторожно щупая плотную повязку на носу, возразил эмир. – А эта повязка обязательна, Али аль-Хусейн? Я выгляжу как шут.

Врач аккуратно закрыл саквояж и равнодушно пожал плечами.

– Она оберегает носовую кость и напоминает вам о том, что следует вести себя с особой осторожностью. Если вам будет угодно, я, разумеется, могу снять ее. Но тогда я слагаю с себя всякую ответственность за то, что кость срастется неправильно и ваш нос будет кривым.

– И как долго мне нужно носить эту повязку?

– Дней десять – двадцать…

– Что? Аллах совсем лишил вас рассудка? Помилуйте, Али аль-Хусейн! Я не стану так долго носить эти бинты…

– Все зависит от вас и вашего терпения, повелитель, – спокойно возразил врач. – Если вы будете неукоснительно выполнять все мои наставления, то я смогу снять повязку уже через десять дней. В противном случае это затянется надолго.

Нух II окинул врача злым взглядом. Ахмад не мог не восхититься тем, насколько хладнокровно врач выдержал уничтожающий взгляд повелителя. В конце концов эмир сдался.

– Ну ладно, так тому и быть. – Он вздохнул, взглянув в зеркало еще раз, и сокрушенно покачал головой. – Ахмад, позаботьтесь о том, чтобы в течение грядущих десяти дней были отменены все важные дела. Не могу же я предстать перед народом в таком виде.

– Будет исполнено, мой господин. А что я должен сказать народу?

Нух II задумался.

– Что я подвергся нападению еще не обученного сокола и получил повреждение лица.

Ахмад поклонился.

– Да будет воля ваша.

– Могу ли я с вами попрощаться, мой господин? Завтра в это же время я приду осмотреть вас.

Молодой врач склонился в поклоне перед Нухом II, мимоходом кивнул Ахмаду и удалился, не дожидаясь на то разрешения эмира.

«Хороший специалист, – подумал Нух II. – Но когда-нибудь ему все же придется расплатиться за свои высокомерие и дерзость».

– Да будет так, как вы скажете, – сказал Ахмад. В чем-то он завидовал Али аль-Хусейну. – Но мы только что говорили о рабыне. Вы на самом деле вновь хотите призвать ее к себе?

– Ты что, оглох на старости лет? Я уже ответил.

– Но, мой господин, я не могу одобрить этого, – осторожно заявил Ахмад. – Хорошенько обдумайте ваше решение. Эта баба не чета нашим женщинам. Она опасна и уже причинила вам увечье. Что взбредет ей в голову в следующий раз? Вам необходимо…