Волчья звезда - Мария Галина Страница 39

— Не совсем… но, в общем, в похожих. Там… вообще, все не так. Мало воды. Скалы. И очень яркое солнце, очень яркое… на рассвете и на закате кристаллические породы вспыхивают всеми цветами радуги. Очень красиво, знаешь…

— Если там было так красиво, зачем вы сюда прилетели?

— Не потому, что там было плохо, — задум-чиво сказал он, — нет… но… колония слишком маленькая, понимаешь… слишком замкнутая. Разум нуждается в общении… в диалоге. Иначе он оскудевает. За столько лет… не было сделано ни одного технического открытия… вообще — не было создано ничего нового. Ни одной книги, ни одной симфонии — зачем? Рано или поздно, скорее рано, началось бы обратное развитие… полный крах. Мы поняли, что подобрались вплотную к опасному порогу, потому и отправились сюда, хоть на это и ушли почти все ресурсы колонии. Но мы решили рискнуть.

— А я думала, вы прибыли, чтобы нам помогать. Во всяком случае, вы так когда-то говорили…

— Одно другому не мешает. Вы нуждаетесь в помощи не меньше, чем мы, но по-другому. Когда мы летели сюда, мы полагали… ладно, не важно… Но мы-то все равно уже здесь. Мы могли бы вам помочь. Учить. Лечить. Среди вас практически нет здоровых людей. Вон, ты хромаешь — это ведь можно вылечить. Такие травмы легко выправляются.

Я сказала:

— Может я никуда и не гожусь, но ты тоже ничем не лучше. Я-то во всяком случае держусь на ногах!

— Да я же не о том! Просто… у вас такая жестокая жизнь, что в ней нет места тому, что и делает человека человеком; нет места бесполезному, ненужному… избыточному…

— Если что-то бесполезно, — удивилась я, — значит, оно и есть бесполезно. Ненужно. О чем тут говорить?

Он уныло сказал:

— Ну вот… Никто из вас и не пытается переменить свою жизнь. Выдумать что-то новое. Сделать что-то для удовольствия… из интереса. Вы пользуетесь предметами, доставшимися вам в наследство от предков, но никто из вас никогда не пробовал ни усовершенствовать их, ни изобрести что-то свое. Читаете старые тексты, но воспринимаете их как инструкции по использованию тех же орудий — не больше.

Я мрачно спросила:

— А вам это, значит, не нравится?

— Что тут может нравиться? Это же тупик. Вот уж, точно, на всех не угодишь.

— Уж такие вы умные… как ты думаешь, почему я оказалась в степи, одна-одинешенька, во время набега кочевников? Из-за ваших проклятых текстов. Только потому, что подумала, что мы можем делать их не хуже, чем древние.

Он сказал:

— Что?

Меня вдруг осенило:

— Послушай, Улисс, что же получается? Ужасная вещь! Если можно делать точно такие же Записи, сколько угодно Записей, и все будут одинаковые, то, выходит, можно делать и свои собственные1 Какие угодно, просто взять и написать все, что в голову придет! Но ведь это значит…

— Продолжай…

— Выходит, что, если мы можем написать все, что угодно, то и древние могли написать все, что угодно! Любое вранье! Нет, то есть, можно записать и правду, но ведь никто потом и не разберет, что правда, а что нет?!

Он сказал:

— Ну, в общем, да.

— А мы-то стараемся, разбираем… верим в любую выдумку, которую кто-то записал просто потому, что оно получилось красиво! Если бы они могли, вот уж они бы посмеялись над нами, эти Древние! Так обвести нас вокруг пальца!

— Выдумка тоже может… иметь определенный смысл.

— Да, но не тот смысл, который мы там искали! Так? Ну и ну! Бедный Хранитель, хорошо, что он не дожил до такого!

— Знаешь, я думаю, что он-то в конце концов понял бы. Он был неглупый человек.

Я вдруг подумала, что он прав — может быть, и понял бы. Или уже понял — иначе почему бы…

У меня было такое чувство, точно меня обманули.

— Что ж вы нам об этом не сказали?

— Да мы же тебе все время об этом говорили! И Диана, и я. Просто ты никак не хотела понять.

— Ну ладно, теперь поняла. А что толку? Это что, поможет нам выбраться?

— В конце концов это помогло бы вам выжить, — сказал он. — А может, и нам. Всего лишь. Остаться людьми — не так мало, верно?

Опять эти пустые разговоры…

Туман постепенно начал подниматься, поверхность воды обнажилась, небо было серым и на нем уже не горела ни одна звезда. Вскоре вся пойма будет просматриваться на расстоянии птичьего полета — не говоря уж о полете стрелы… Нужно было уходить дальше, если уж мы решили выбираться. Но я не пошевелилась — вокруг было тихо, очень тихо, даже крохотные волны набегали на песчаный берег бесшумно, и у меня появилось такое чувство, будто за нами наблюдают… тяжелый взгляд в затылок, от которого по коже бегут мурашки и волоски на руках встают дыбом.

Я шепотом спросила:

— Ваш Небесный Глаз не мог нас найти?

Улисс ответил негромко, но не тише, чем прежде — похоже, он ничего не заметил.

— Теоретически мог. Но меня беспокоит то, что они не нашли нас еще вчера. Может быть…

Теперь я поняла, что такое на нас смотрит, и сказала:

— Нет. Не может быть.

Светящееся пятно в тумане было совсем близко, ближе, чем обычно, и оно висело неподвижно — как это обычно бывает; нельзя было разглядеть, что там, внутри — иногда казалось, что я вижу очертания Домов, иногда — смутные фигуры, но очертания тут же менялись, расплывались; то ли люди, то ли тени — не поймешь… Тут и Улисс его увидел, и сказал:

— Ох, ты…

Глаза его расширились, и он застыл, глядя вдаль, словно вбирал в себя плывущий смутный свет.

— Что это такое? — пробормотал он ошелом-ленно. — Я никогда…

— Это Город Мертвых. Я же говорила…

— Да, но мы думали, это легенда… выдумка… Впрочем, да… вы же не склонны выдумывать… но почему тогда его не засекли приборы, не понимаю… какая-то защита?

— Он показывается, когда хочет. И кому хочет. Говорят… они появляются там, где что-то происходит — тогда жди беды.

— Но они…как-то общаются с вами?

— Как же онй-могут общаться? Они ж мертвые!

Он сказал:

— Мы даже не представляли… что тут есть что-то еще, такое… ты говоришь, это не мираж?

— Не — чего?

— Воздушная линза… Воздух порою меняет свои свойства, заставляя видеть то, чего нет на самом деле…

— А, — сказала я, — поняла. Вроде тех озер в степи, которых нет. Я видела их — вашим же Небесным Глазом. Не знаю, по-моему, это что-то другое.

— Но почему тогда они… нет, я не понимаю. Послушай, они давно здесь появились?

Я пожала плечами.

— Не знаю. По-моему, они были всегда.

— Говоришь, они бывают там, где что-то происходит? Наблюдают?