Архангелы. Битва за землю - Евгений Истомин Страница 38

Мужчины обнялись.

— Перейдем на русский — так легче будет девушке. Знакомься, это Вера, она все знает и помогает нам, однажды даже спасла мне жизнь.

— На русский так на русский. Я люблю этот язык почти так же, как латынь и французский. Особенно ругательства. И солдаты у них — что надо.

Вера улыбнулась и благодарно кивнула.

— Выглядишь, как всегда, так, словно только что с передовой! — Грассатор осмотрел друга с ног до головы.

— Я и так, считай, с передовой.

— А эту отвратительно чистую футболку-то зачем натянул?

— Старая порвалась, сука, ну я и решил, что глупо новую сразу же марать, верно? — И снова ни тени улыбки.

— Где воюешь сейчас?

— Воюешь? Не пачкай это слово. Одни босоногие из джунглей выбежали, другие их обратно загнали. Детские игры. Чертова герилья — ни умения, ни тактики, ни желания, баловство да и только.

— Не то что раньше, верно?

— Верно. Не знал, куда податься, столько войн толковых и противников достойных, что боялся, как бы чего не пропустить. — Арес бросил вещмешок на шезлонг и подхватил стакан с коктейлем со складного столика.

— Ты говоришь так каждый раз, когда мы встречаемся, — усмехнулся Грассатор. — Пойдем под тент, там и столик есть, и напитки интереснее, чем коктейль этот.

Вся компания расположилась на трех плетеных креслах вокруг плетеного же столика.

— Рассказывай все и по порядку, — потребовал Арес, прикрыв глаза.

Когда Грассатор закончил, Арес еще долго сидел с закрытыми глазами, и в какой-то момент Вера даже подумала, что он уснул, однако ошиблась.

— Серьезный парень этот твой Экзукатор, — пробормотал наконец Арес. — Мне не нравится, что я услышал.

— Это точно, — кивнул Грасс.

— Жаль наших. Я знал, что рано или поздно что-то подобное с кем-нибудь из нас случится. Даже странно, что все мы пробыли здесь так долго. И все же в какой-то момент мне стало казаться, что мы будем жить вечно. Однако вечен лишь Архитектор. Даже те наши, что еще витают в пространстве, и они рано или поздно «погаснут»…

Помолчали.

Арес взял один из револьверов Грассатора, лежавших на столике.

— И что, даже «магнум три-пять-семь» его не берет? — поинтересовался он.

— Еще не пробовал, но уверен, что несколько выстрелов он переживет без проблем, — ответил Грасс, отправив в рот виноградинку.

— Возмужали братишки наши небесные, — задумчиво проговорил Арес, лихо, словно заправский ковбой, покручивая револьвер в руках. — Или мы с тобой стали уже не те? Я помню, как мне в основание черепа из снайперской винтовки прилетело во время Второй мировой. Думал, что все — конец, но очухался, хотя двигаться не мог около часа. Повезло, что не добил никто — за мертвого приняли.

— Как ты вообще умудрился выжить, если только и делаешь, что воюешь? — поинтересовалась Вера. Конечно, эти парни живучи, но ведь не бессмертны. Налет авиации, артиллерийский взрыв или прямое попадание в голову из мощного оружия — и привет.

Арес повернулся к ней, и Вера пожалела, что спросила. Что-то было в выражении его лица, во взгляде… что-то черствое, окаменевшее, словно мозолистая рука старого солдата, загрубевшая от рукояти сабли.

— Умение воевать, девочка, в том и заключается, чтобы избегать таких моментов, когда могут убить. — Он снова откинулся на спинку и прикрыл глаза. — Поначалу мне серьезно доставалось. Первое мое сражение было в самом начале Столетней войны. Я за французов пошел. Порубали меня знатно, долго восстанавливаться пришлось, причем я тогда еще и не умел этого делать толком. Но с каждым боем становилось все проще и интереснее. Я уже чувствовал настроения бойцов — потоки, которые есть в каждом крупном сражении, сродни течениям в морях, — преду гадывал действия врагов, последствия той или иной атаки и в какой-то момент понял, что способен читать баталию, как книгу. Это непередаваемое ощущение. Конечно, были ошибки, были ранения, и серьезные, но в те времена и тем оружием убить меня было сложно. А когда появилось оружие действительно опасное, я уже плавал во всем этом как рыба в воде. При должном опыте, поверь, можно предугадать, куда попадет бомба или снаряд. Засады мне, сама, наверное, понимаешь, не страшны, уж сколько я ребят уберег от них! Да и снайперы, вроде того что в голову мне угодил, попадаются лишь тогда, когда слишком расслаблюсь. За способность вылавливать снайперов меня всегда ценили.

— А за кого ты во время Второй мировой войны воевал, если не секрет?

Арес все же улыбнулся, пусть и самым краешком рта, и кивнул, понимая, почему интересуется девушка.

— Уж больно мне ваши солдатики по душе. Впервые с русскими я столкнулся во время Северной войны, когда со шведами пришел. Шведы тогда были хорошими солдатами, мне нравилось за них воевать. Но врезали вы нам знатно, и я взял русские войска на заметочку. А присоединился к вам только во время Семилетней войны. Поначалу думал, что зря — нужно было за Фридриха идти, популярный был тогда полководец, да и за пруссаков мне воевать уже приходилось, но потом не пожалел — дали мы Фридриху прикурить. С тех пор я часто с вашими плечом к плечу бился. Парни в бою храбрые, крепкие, а на биваках простые, непривередливые, веселые — все, что я люблю в солдатах. Изменил вам только с французами во время наполеоновских войн, так как во французскую армию под началом этого удивительного мужика влюбился сразу же и навсегда.

— Но все-таки «хобби» у тебя несколько… необычное, — аккуратно заметила Вера. — Приходится убивать людей, как-никак, а это…

Улыбка слетела с его лица мгновенно, и Вера закусила губу, проклиная себя за излишнюю болтливость.

— Может быть, но я всегда придерживался жестких правил. Не знаю, зачем мне это, но так есть. Я не перехожу на другую сторону. Я убиваю только солдат и только на поле боя, а значит, тех, кто пришел убивать или умереть, и когда правила игры всем понятны. Не собираюсь оправдываться, так как никогда в святые и не записывался, но я воюю не ради убийства, а ради азарта борьбы.

Вера кивнула и решила больше вопросов не задавать. Действительно, имеет ли она право упрекать его? Чем он обязан людям, что должен переживать за них больше, чем переживают друг за друга сами люди? Когда-то эти шестеро уже принесли в жертву свое бессмертие, ради того чтобы помочь человечеству. Человечество от помощи отказалось. Больше они никому ничего не должны.

— Война — такое же неоднозначное явление, как и все в нашем мире, — зачем-то продолжил Арес, смотря куда-то вдаль. — С одной стороны, отва га, честь, доблесть, характер, взаимовыручка, с другой — грязь, кровь, смерть, вонь от трупов и загнивающих ран, ребята с перекошенными лицами и обреченными взглядами, размазывающие кишки по полю боя. И так все в этом нашем гребаном мире, все…

Никто ему не ответил. Все трое меланхолично наблюдали за чайками, ссорившимися у линии прибоя по понятной только им причине.