Код власти - Олег Таругин Страница 38

Прочитанное потрясло Лику, особенно концовка, в которой разведчик, по сути, ясно говорил о собственной смерти; о том, что ему придется погибнуть ради спасения ее, Ликиной, жизни! Помотав головой – спать больше не хотелось, аптечка, как и ожидалось, не подвела, – журналистка еще раз перечитала сообщение и выключила комм. Все, записи больше нет, последние слова безвестного героя остались жить лишь в ее памяти. Смешно, он предупреждал ее, чтобы не пыталась ни с кем связаться – а с кем она, собственно, могла бы связаться? Радиус действия коммуникатора относительно невелик, это ведь все-таки не пространственная гиперсвязь! А вызывать кого-то на этой планете? Кого, например? Ладно, все это лирика, пора переходить к, так сказать, суровой прозе жизни… Стянув штормовку, Лика зубами (ничего более подходящего у нее просто не нашлось) разодрала воротник, не без труда обнаружив внутри металлизированную полоску маяка. Интересно, когда его успели туда вшить, во время помывки и санобработки, что ли? Разорвать полоску сил не хватило, пришлось воспользоваться зажигалкой – ткань не столько горела, сколько плавилась и жутко воняла. Спустя пару минут, тряся обожженными пальцами, Лика решила, что с предательской штуковиной покончено, и забросила оплавленные остатки в кусты. Так, с этим все, теперь браслет. Девушка натянула на запястье навигационный браслет, включила его. Несколько секунд индикатор светился алым, затем цвет сменился на зеленый: прибор настроился на местную систему координат. Заработал и заранее запрограммированный курсоуказатель – теперь ей достаточно было просто идти, стараясь, чтобы стрелка на поверхности крошечного экранчика не слишком отклонялась от заданного маршрута. Пора двигаться. Выломав себе палку, девушка двинулась вперед. До рассвета оставалось еще почти четыре часа.

Утро началось с урчания голодного живота и ощущения просто нечеловеческой усталости, с которой уже не могла справиться никакая аптечка. Живот протестовал, он привык получать свою порцию ровно в семь часов, а сейчас, судя по солнцу (хоть и чужому, но Лика уже приспособилась ориентироваться и по нему), было гораздо позже. «А в тюрьме сейчас ужин, макароны…» – к месту вспомнилась часто цитируемая отцом, большим любителем древнего фольклора, фраза из какого-то совсем старого фильма или книги. Есть, по понятным причинам, было нечего, спасибо, хоть с водой оказалось попроще – раза два за ночь девушка натыкалась на неширокие ручьи, где и напилась. Пить приходилось «впрок», надеясь, что следующий источник обнаружится до того, как она начнет страдать от жажды, – набрать воды про запас было просто не во что. Вопрос, почему нет погони, ее волновал постольку-поскольку: повода не верить словам разведчика не было. Если он обещал увести преследователей в сторону, значит, так оно и будет. Правда, перед самым рассветом ей показалось, что откуда-то со стороны лагеря донеслись звуки выстрелов и взрывов, но скорее всего ей это просто почудилось, да и ушла она уже достаточно далеко. Часам к десяти утра Лика поняла, что больше просто не может, и решилась устроить привал. Выбрав укромное местечко под стволом здоровенного замшелого выворотня, она нарвала для подстилки каких-то мясистых, напоминавших земной папоротник листьев, поплотнее запахнула штормовку и, едва опустившись на импровизированное ложе, провалилась в сон. Проснулась девушка в три часа пополудни, что было даже странным: не так уж и долго она спала. После сна еще больше захотелось есть, настолько больше, что Лика даже решилась на свой страх и риск сжевать горсть каких-то местных ягод, весьма отдаленно напоминавших привычную землянику. Кстати, ей еще здорово повезло, что в плен она попала весной, а не зимой или поздней осенью – пока сидела в лагере, значительно потеплело, да и лес был уже почти по-летнему зеленым, ожившим после зимней спячки. Ягоды, в отличие от земной земляники, оказались терпко-кислыми и особой сытости не добавили, но живот урчать почти перестал, особенно после того, как она наткнулась на очередной ручей и разбавила скудную трапезу большим количеством ледяной воды. С грустью признав, что следопытом, способным полностью обходиться подножным кормом, ей не стать, Лика двинулась дальше, благо идти при свете дня было не в пример проще, нежели ночью.

По дороге – надо же о чем-то думать? – ей снова вспоминалась последняя высадка, в которой довелось участвовать. Как там все удачно получилось! И пусть сначала был подбитый при посадке бот, заполненный нечистотами коллектор, погибшие друзья и долгая дорога по степи вместе с беженцами. Зато потом, спустя всего пару дней, был родной бэдэка, горячий душ, медицинская помощь и объятия контр-адмирала, завершившиеся его неожиданным признанием. И обручальное колечко в бархатной коробочке. И подозрительно заблестевшие глаза Сергея. А вот его лицо? Как ни старалась, Лика отчего-то никак не могла вспомнить его, хотела, но не могла. Нет, по отдельности она представляла, какие у него глаза, какие брови, щеки, губы, подбородок, но все эти детали, «пазлы», никак не хотели складываться в общую картину. Лика болезненно морщилась и усиленно продолжала вспоминать. Ей казалось, что от того, представит ли она себе лицо Чебатурина в целом или нет, зависит, выберется ли она отсюда…

Скоротечные летние сумерки окрасили лес в темные, ускользающие в синюю часть спектра цвета, расплескали по земле черные пятна теней. Все, пожалуй, хватит на сегодня идти, пора подумать о ночлеге. В конце концов, тот ефрейтор сказал, чтобы она только первую ночь шла без перерыва, а про вторую ничего не говорил, значит, можно отдохнуть, иначе надорвется и вообще никуда не дойдет. И так вон уже мысли какие-то странные пошли, и о еде все труднее и труднее не думать.

«Так, а ну-ка, взяла себя в руки, подруга. Да и вообще, сама виновата: где это видано, чтобы весной в лесу от голода пухнуть?! Надо было в студенческом альплагере не только по стенкам лазить да понравившимся парням глазки строить, а хотя бы азам выживания в экстремальных условиях обучиться! И в походах вон не раз и не два бывала, и в обычном лесу, и в тайге – и тоже ничему не научилась, потому как привыкла, что в рюкзаке и консервы, и концентраты всякие. А если ничего подобного в ее багаже и не было, всегда находился какой-нибудь более запасливый турист, непременно желающий угостить симпатичную девчонку чем-нибудь вкусненьким. Вот и ходи теперь голодная, целуй животом позвоночник, дура…» Покончив с самобичеванием (сытости от этого не прибавилось, но на душе как-то полегчало – типа, высказалась), Лика выбрала место для ночлега и запалила небольшой костерок, благо сухих дров вокруг было немерено. Не для тепла, нет – скорее в качестве психологической поддержки и средства от одиночества. Да и вообще, вчера ей об этом просто некогда было думать, а сегодня в голову пришла мысль, что, кроме нее, здесь могут оказаться и другие, гм, живые существа размерами куда больше белки или зайца. И костер должен их теоретически отпугнуть. Упершись спиной в ствол поваленного дерева, создающий пусть слабое, но все же хоть какое-то ощущение укрытия, девушка со стоном вытянула натруженные, отчаянно гудящие ноги – хоть бы завтра она вообще смогла идти! – и, полуприкрыв глаза, уставилась в весело стреляющий искрами костер. Сколько раз она вот так сидела у костра, уставшая после трудного дня, но абсолютно счастливая! Правда, тогда вокруг были друзья, звенела в чьих-то руках гитара, а желудок приятно тяжелил съеденный ужин, но если представить, что сейчас все в точности так, то…