Дракон Нерождённый - Илья Крымов Страница 38

Улва снизилась, полетела к нему, Обадайя повернул голову и из-под век его вырвался чистый свет. Голосом невероятной силы он провозгласил:

– БЛИЖЕ НЕ НАДО, ИНАЧЕ ПАДЁШЬ В МОРЕ. ВСЁ ХОРОШО, УСМИРИ СЕРДЦЕ.

Она быстро увела торгаста в сторону и выше, где осталась, бросая вниз испуганные взгляды.

Фрегат имел особые паруса: зелёные, с чешуйчатым узором и символами Святого Костра. Под такими в прежние эпохи ходили чёрные корабли Грогана, будто «летали» по морю на «драконьих крыльях». Не считая символа веры, разумеется.

Обадайя приблизился к кораблю и легко перемахнул через борт, чтобы надолго замереть, осматривая горестную картину. Палубу покрывал слой почерневшей крови, помёта и опарышей. Виднелись человеческие останки, но птиц, польстившихся на падаль, тоже погибло изрядно. Получилось эдакое холодящее душу бурое месиво, топорщившееся перьями. Зловонье выедало глаза и несло угрозу, но Обадайе в тот миг страх был неведом.

– Господи, прости прегрешения земные, очисть и прими в Оружейную Твою души опочивших.

Он медленно шёл среди мерзости, молился, а сквозь макушку через всё тело распространялась сила Небес. Она вырывалась в материальный план, обращая останки сухим прахом. Ветер сносил его прочь, создавая над волнами подобие пустынной бури, а воды становились мутными. Чудо свершилось, проводник пошатнулся, но устоял на этот раз.

Улва спустилась, застучали по припорошенной прахом палубе копыта.

– Что ты творишь, доходимец? – спросила северянка грозно и испуганно.

– Чудеса Божьи.

– Где твой конь?

– Он вернулся домой. Улва, прекрати задавать вопросы и прислушайся. Под палубой кто-то ходит.

Она быстро вынула из ножен, привязанных к седлу, свой новый меч и круглый щит, надеть кольчугу времени не было, так что собралась биться так. Оби ударил каблуком в доски.

– Выходи, мы не желаем вреда ни тебе, ни себе!

Что бы ни говорил юноша, ни он, ни Улва на самом деле не слышали шагов. Даже когда человек поднимался по лестнице, когда выступил на палубу, двигался как бестелесный дух. Высокий и седой, в сером плаще, испачканном старой кровью. Из-за правого плеча виднелись рукояти двух мечей, а глаза скрывала широкая полоса ткани. Острые скулы, впалые щёки, поросшие бородой, длинный, сломанный нос. Слепец прислушивался, чуть поворачивая голову так, эдак.

– Что-то переменилось, – произнёс он, – где чайки? Где запах?

– Болезнь истреблена милостью Господа, и всё, что она сотворила с теми несчастными, обратилось прахом. Но у вас иммунитет, верно? Вы не болеете.

По заросшему лицу пробежала мелкая судорога.

– Голос как у ребёнка, но слова принадлежат… священнику? Монаху? Кто ты, мальчик? Что привело тебя… и как? – Прозвучало требовательно.

Улва ощутила опасность лишь только увидела эту долговязую фигуру, а сейчас ощущение окрепло.

– Господь-Кузнец обратил мой взгляд на корабль, брошенный посреди моря. Было обещано, что здесь обрету я защитника и верного последователя. Никто другой не пережил катормарский мор, только ты, Исварох.

Слепец не спросил, откуда чужак знал его имя, наоборот, – он ясно понимал, что, когда незнакомцы зовут по имени, это сулит неприятности. Поэтому один из мечей покинул ножны, а Улва зарычала, пригибаясь к палубе перед рывком.

– НЕ СМЕТЬ.

Голос Обадайя заставил дрожать даже кости, он чувствовался как тепло на озябшей коже, и как обещание испепеляющего пламени тоже. Любовь и жестокая властность объединялись в нём.

– Не надо больше крови. Исварох, я послан Небесами исполнять волю Господню, мой путь начнётся сейчас, с этого места, и в будущем понадобятся верные, надёжные люди. Ваша история мне известна, и я сочувствую, искренне хочу помочь. Примите мою руку и возвращайтесь в Вестеррайх.

– За кого ты меня держишь, мальчик? – спросил чужак хрипло. – Я только смог вырваться из этой клоаки и лучше сдохну в море, чем вернусь.

– Свободная воля свята, – ответил юноша, – принуждать я не вправе. С другой стороны, если ты искупишь свои грехи, которых очень много, Господь-Кузнец тебя оделит Милостью. Хочешь ещё раз увидеть мир собственными глазами?

– Магией меня не исцелить…

– Не слушаешь и не слышишь, Исварох. Я говорю о спасении души и о чуде Божьем. Ты знаешь, что это не ложь. Слышишь это в моём голосе, в моём сердце.

Улва поглядывала на клинок, на худое лицо чужака, опять на клинок. Металл ярко блестел, лезвие было безукоризненным и безумно острым, хватило бы неосторожного взгляда чтобы порезаться. Под плащом виднелись доспехи, странные, но хорошие: кожа, латные пластины, кольчужная сетка, всё собрано и подогнано в редкой гармонии элементов ради лучшего сочетания защищённости и подвижности. Если повезёт, если он достаточно измождён, она сможет нанести хороший удар, а потом добить подранка. Кровь начинала закипать в жилах, верхняя губа Улвы покрылась испариной, и сама собой приподнялась, по-волчьи обнажая зубы.

Слепец чуть повернул голову.

– Тише, девочка, я слышу, как бьётся твоё сердечко, чувствую, как изменяется запах пота. Надпочечники надорвёшь. Что до тебя, мальчик…

– НИЦ.

Неведомая сила подбила воину колени, он упал и опёрся о клинок, вонзив остриё в палубу. Улва хотела броситься и рубануть старика по затылку, но взгляд двух маленьких солнц пригвоздил её к месту.

– На тебе много крови, Исварох, ты убивал грешников и невинных, взрослых и юных, ты служил дурным людям, которых презирал, ты делал то, за что презираешь сам себя. Тебя ранили в самую душу, рана загноилась и годами расплёскивала гной повсюду. Но не будь в тебе крохотной частицы света, окажись твоя совесть мертва, – ушёл бы следом за прочими в море, стал бы прахом. Господь дарует тебе шанс, искупи вину, очисться и прими дары Его. Либо оставайся в своём собственном Пекле посреди моря, доедай галеты с долгоносиками, допивай тухлую воду и броди по палубе, гадая, с какой стороны прилетают чайки, далеко ли до суши, сможешь ли доплыть? Твой выбор, Исварох?

– Согласен, – ответил слепец неожиданно твёрдо и поднялся, опираясь на меч, – я пойду за тобой, мальчик. Но не ради души или чего-то там, а потому, что терять мне больше нечего.

Оби улыбнулся и кивнул:

– Это начало нового пути, пусть даже первый шаг едва не закончился падением. Улва, спрячь оружие, отныне погребальщик Исварох нам друг.

Она неохотно сделала шаг назад и опустила меч, но не прекратила поедать слепца глазами. Тот медленно, совершенно спокойно убрал свой клинок в ножны.

– Летающий конь выдержит троих?

– Нет. Улва, забери свои вещи и отпусти торгаста, пусть летит домой, в Нюттхаус.

– Ты с ума сошёл?!

– Улва, прошу.

Солнца в глазницах чуть угасли, но лишь чуть, от Оби исходило ровное успокаивающее тепло, и вновь она ощущала его силу.