Чёрная кровь Сахалина. Каторжанин - Александр Башибузук Страница 38

– Отличная работа, Алексей Федотович.

– Я всего лишь исполняю свою службу, – скромно отговорился интендант. – И еще… – Он вытащил из мешка докторский саквояж и поставил его на стол. – Сие было обнаружено на складе купца Карлюкова. – Ровным счетом двадцать тысяч рублей, треть которых – в ассигнациях, а остальное – в золотых монетах. Но это не все… – Свиньин извлек из мешка еще один мешочек, уже кожаный. – Здесь золотой песок с вкраплениями мелких самородков, общим весом в пять фунтов. Правда, меня несколько беспокоит правовой момент конфискации. Будет ли Карлюкову предъявлено обвинение в измене? Если так, тогда мне потребуется ваше письменное распоряжение об оприходовании средств и копия приговора военного трибунала.

Я вытаращил глаза на интенданта. Не мешок, а ящик Пандоры какой-то. Интересно, что у него еще припасено? Хотя мне сейчас от всех этих денег ровным счетом никакой пользы.

– Маузер тоже изъят у Карлюкова, – закончил Свиньин и подвинул пистолет ко мне. – Сами решите, кому выдать как личное оружие.

– Уже решил. – Я вернул пистолет интенданту. – Пусть остается у вас. – И не удержался, чтобы не съязвить: – Будет отличным дополнением к сабле.

– Благодарю, Александр Христианович. – Свиньин сделал вид, что не заметил подколки. – А теперь разрешите перейти к перечню трофеев.

После того как я ознакомился со списком, сразу стало ясно, что мы хапнули гораздо больше, чем можем переварить. Судя по всему, косоглазые устроили в Тымове промежуточный пункт обеспечения. Только винтовочных патронов оказалось около пятидесяти тысяч штук, не говоря уже об обмундировании и прочем военном имуществе. Хотя продуктов было до обидного мало. Рис, бочки с соленой рыбой, квашеным имбирем и прочими овощами, да еще кое-какая консервированная экзотика, малопригодная для пропитания русскому человеку. Но в этом плане выручил склад Карлюкова, в нем нашлось около трех тонн муки, помимо прочего полезного и качественного провианта.

К орудиям обнаружилось по сотне снарядов, а вот пулемет оказался затрофеенным косоглазыми у наших, системы Максима – Виккерса, на колесном станке. И патронов к нему нашлось порядочно, правда, не так много, как хотелось.

«Ну и что со всем этим делать? – уныло озадачился я. – Бросить? Черт с ними, с японскими портками, но, если придется зимовать, без мучицы, на одном мясе, передохнем. Опять же патроны и другие полезные штуки для убивания себе подобных. Как все вывезем? Да уж, задачка. Впрочем, соберу поутру совет, что-нибудь решим коллегиально. А нет, так спалим либо спрячем в тайге. Немного времени у нас есть…»

Разобравшись с интендантом, я выдул пару стаканов крепчайшего чая из запасов бывшего майданщика, понял, что сегодня уже не засну, и пошел навестить пленных японских офицеров.

И сразу же получил полный разрыв шаблона, сиречь когнитивный диссонанс, особенно на фоне своих прошлых встреч с японским командным составом. Майор Ояма уже ничего и никому не мог рассказать – он просто откусил себе язык и истек кровью.

– Уж простите, ваше благородие… – сокрушенно оправдывался Серьга. – Так-то мы его спутали, а надоть было в пасть кляп засунуть. Дык кто ж знал. А как кинулись, а он кровищей перхает и лыбится…

Я молча развернулся и вышел из камеры, на ходу бросив унтеру:

– Похороните по-человечески, заройте, а не выбрасывайте в овраг, но без батюшки.

Следующим на очереди был подполковник Огава. Японец неподвижно сидел на корточках, уставившись в стену мертвым взглядом. На меня вообще никак не прореагировал.

Я вошел в камеру и приказал переводчику:

– Переведите ему, что я хочу с ним побеседовать.

Подполковник даже не пошевелился.

Пришлось добавить:

– От этого разговора будет зависеть то, как он умрет. Подобно паршивой бродячей собаке либо на его собственное усмотрение – способ выберет сам.

Плоское лицо Огавы так и осталось каменным, поза тоже не изменилась, но он все-таки заговорил.

– Господин подполковник спрашивает, может ли он надеяться, что вы выполните свое обещание?

– Скажите, он может надеяться на мое слово точно так же, как на свое при общении с врагами.

Думал, что самурай откажется, но тот вдруг улыбнулся и заговорил на ломаном, но вполне понятном русском:

– Хорошо. Но уберите этого предателя, в нем нет нужды. Я вполне достаточно говорю на вашем языке, чтобы вы поняли меня, а я – вас. С кем имею честь?

– Каторжник… – Я сел перед японцем на привинченный к полу табурет. – Просто каторжник.

– Вы бывший военный офицер, выправка подсказывает… – Подполковник внимательно на меня посмотрел. – И за что же вас упекли на каторгу? – Японец вдруг криво усмехнулся. – Проворовались? Или… Хотя не важно. О чем вы хотели меня спросить?

– Скажите, чем вызвано такое жестокое отношение к мирному населению Сахалина?

– Участь побежденных всегда незавидна… – Самурай безразлично пожал плечами. – А тот сброд, которым вы населили остров, другой судьбы просто недостоин.

– Хорошо, тогда вы должны понимать, что те, кто пришел пытать и насиловать, должны быть готовы к точно такому же отношению к себе.

– Я прекрасно это понимаю. – На лице подполковника мелькнуло странное выражение, словно он заставляет себя отвечать. – И готов…

Я усмехнулся.

– Да нет, подполковник, вы не готовы. Ну что же, готовьтесь встретиться с ответным гостеприимством.

– Вы же обещали! – гневно процедил японец. – Так разрешите мне сделать сеппуку!

– После того как ваши войска заняли Тымово, часть его жителей отправили на работы в тайгу, пообещав хорошо заплатить. Ни один из них в поселок не вернулся – людей просто перекололи штыками. То есть вы их банально обманули. Чему вы тогда удивляетесь? Вы же сказали, что готовы к точно такому же отношению.

– Но я же не грязный преступник, как они! – зарычал подполковник.

– Прежде всего, вы такой же человек, как и они… – Я встал с табурета и уже у двери бросил Серьге: – Вставьте ему в пасть деревяшку. И найди мне того, кто умеет сажать на кол.

– На кол? – Унтер вытаращил глаза.

– Да, на кол. Еще раз повторю – и…

– Как прикажете, ваше благородие!

С остальными косоглазыми общаться не стал, так как все необходимые сведения уже получил. Мелькнула мысль навестить русских предателей, но, слегка поколебавшись, я отказался от этой затеи. С мразями общаться – это как в грязи изваляться.

Уже окончательно рассвело. Я приказал принести несколько ведер ледяной воды, обмылся, переоделся в чистое белье, неспешно выкурил сигару под рюмочку арманьяка, а потом вызвал командный состав на совещание.

Засиделись, пора косоглазым устроить очередной карачун.