Цвет сакуры красный - Борис Орлов Страница 38

Судя по тому, что Всеволод читал в газетах и что рассказывал ему отец, здесь события на КВЖД пошли несколько иначе, чем в их истории. Здесь Чжан Сюэлян – «молодой маршал», не стоял перед трудным выбором: кто же конкретно отправил на тот свет его дорогого отца Чжана Цзолиня – «старого маршала»? Здесь что Советы, что японцы: и те, и другие – красные, так что виноваты злые большевики. А потому «молодой маршал» начал активные действия и против СССР, и против Японии одновременно.

Трудно сказать, что побудило двадцативосьмилетнего «наследного маршала» на такой отчаянный шаг, равно как и на что он рассчитывал. Быть может, Правительство в Бэйпине[3] пообещало ему титул генералиссимуса сухопутных и морских сил Китайской Империи – тот что его покойный папаша получил в 1926, а быть может англичане и американцы, чьи военные советники еще при жизни Чжана Цзолиня стали чувствовать себя в Манчжурии, как у себя дома, пообещали Чжану Сюэляну развернутую военную помощь? Кто знает? Но факт остается фактом: Чжан Сюэлян решился на захват КВЖД и ЮМЖД, готовясь чуть ли не изгнать японцев с Квантунского полуострова.

С конца 1928 года началась череда провокаций против японских и советских специалистов, а летом двадцать девятого китайские войска остановили движение поездов на обеих дорогах, арестовали всех советских и японских граждан, находившихся на территории Манчжурии, загнали их в концлагеря и двадцатого июля Имперское правительство заявило о разрыве дипломатических отношений с Советским Союзом и Социалистической Японской Империей.

Бои под командованием Блюхера, имевшие место в том мире, здесь вылились в совместную операцию Красных Армий СССР и Японии. Генерал Хата Эйтаро[4] двинул свои части с юга в направлении Мукден – Харбин, а советские начали Сунгарийскую наступательную операцию. Курировали и координировали совместные действия войск двух братских – ну, уже почти братских государств лично нарком обороны Ворошилов и министр армии Сиракава Ёсинори[5].

В помощь Советской Дальневосточной флотилии Социалистическая Японская Империя выделила пять канонерских лодок: «Тоба», «Сета», «Катака», «Хира» и «Хоцу», а также два полка пехоты. Огонь корабельной артиллерии буквально смел китайские укрепления Лахасусу[6], после чего объединенная флотилия двинулась на Фугдин в который уже вошли китайские войска. Одновременно с этим была уничтожена китайская флотилия из одиннадцати кораблей, а одна канонерка «Лицзе»[7] была захвачена японскими и советскими десантниками. При этой операции ни одна канарейка[8] не пострадала, но они почувствовали, что у них все еще впереди. Красные Армии СССР и Японии быстро наступали по всем направлениям, но тут спохватилось Имперское правительство в Бэйпине и 19 ноября[9] в Хабаровске был подписан протокол о прекращении боевых действий и немедленном освобождении всех советских и японских граждан, после которого начались долгие переговоры о возмещении ущерба СССР и Японии, а также об удовлетворении территориальных претензий обеих стран победившего социализма к Китаю. СССР и Японская Социалистическая Империя (ЯСИ) требовали незначительного изменения границ и права разместить постоянные гарнизоны в Харбине, Мукдене и еще нескольких ключевых точках КВЖД и ЮМЖД.

Императорское правительство было готово согласиться и на возмещение ущерба деньгами – три миллиона рублей золотом, и на гарнизоны, и даже – на частичное разоружение маньчжурской армии, которая, по требованию Советской и Японской сторон лишалась почти всего тяжелого оружия, но тут к Чжану Сюэляну прибыли джентльмены из Британской армии и армии США. Они предложили поставить «молодому маршалу» тридцать самолетов, сотню орудий, винтовки, пулеметы, снаряды, патроны и целых двадцать танков! Кроме того, к оружию прилагались инструктора и военные специалисты в количестве очень и очень немалом. Конечно, за все это надо будет заплатить, но щедрые джентльмены готовы подождать с оплатой, а потом взять часть не деньгами, а выгодными концессиями.

После недолгих раздумий Чжан Сюэлян решил, что всего предложенного наверняка хватит на победу над зарвавшимися коммунистами, и отказался от дальнейших обсуждений о возмещении материального ущерба, потребовал отказа от территориальных претензий, а китайские солдаты заблокировали советский и японский гарнизоны в Харбине и Мукдене.

Хата Эйтаро и Василий Блюхер отреагировали на такое поведение одинаково. Войска Дальневосточной и Квантунской Армий подняли по тревоге, военно-воздушные силы СССР и Японии нанесли удар по скоплениям китайских войск, боевые корабли японского флота активно занялись досмотром следующих в Китай судов. В случае, если груз подпадал под определение военная контрабанда – судно задерживалось, а груз конфисковался. Конфликт на КВЖД и ЮМЖД начал медленно, но верно перерастать в полномасштабную войну…

В эту-то войну судьба с размаху и швырнула отделенного командира Всеволода Волкова-младшего. Дивизию, еще не сыгранную, не сработавшуюся, подняли по тревоге, загнали в вагоны и повезли черте куда, черте зачем. И вот он в этом гребанном Куанчэне, патрулирует… Ага, патрулирует. С пулеметом на плече. Это уже никакой не патруль, а натуральное боевое охранение…

Тут мысли парня перескочили на другое. Всего три месяца тому назад он стоял перед строем и произносил зазубренные наизусть, но чем-то близкие его сердцу слова: «Я, сын трудового народа, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, перед лицом трудящихся классов СССР и всего мира обязуюсь носить высокое звание бойца Красной Армии с честью, добросовестно изучать военное дело и, как зеницу ока, охранять народное и военное имущество от порчи и расхищения. Я обязуюсь строго и неуклонно соблюдать военную дисциплину и беспрекословно выполнять все приказы командиров, поставленных властью Советского Правительства…»[10], а вот теперь он – в Манчжурии, да еще и, кажется, по полной программе втянут в самую настоящую войну. Конца-края которой в обозримом будущем не предвидится…

Он внезапно вспомнил, как сперва хмыкнул над фразой; «Я, сын трудового народа», и даже тихонечко произнес ее с вопросительной интонацией, так и сяк обкатывая ее на губах и пробуя на вкус. «Я, сын трудового народа?» А почему нет? Что у меня отец, мать, деды и прадеды буржуями были, что ли? Вкалывали так, что иной раз хребет трещал и пар из ушей шел. И перед строем он уже не смеялся. «Все правильно, – думал парень. – Я – сын трудового народа, и буду с буржуями, которые нахапали и наворовали до самой смерти драться! Так и только так». Это время незаметно стало для него родным, настоящим, а то далекое прошедшее будущее словно бы подернулось какой-то дымчатой марью, и все слабее и слабее виделись лица тогдашних приятелей, девчонок, политиков, артистов. Не так давно он поймал себя на том, что с трудом вспомнил фамилию своего любимого актера, и не сразу сумел насвистеть любимый мотивчик группы «Любэ».

Зато здешняя жизнь захлестывала его, точно штормовыми волнами. Если вспоминался дом, то моментально перед глазами кроме отца вставали Груша и «милицейский Вася Козельцов», ребята из бригады, парни и девчата из комсомольской ячейки… Груша вообще стала настоящей сестрой – любимой сестричкой. Которой они с отцом открывали дверь в новый, полный чудес и открытий мир. И вместе с ней тоже делали удивительные открытия…