Кочевник - Сергей Алексеевич Ковалев Страница 38

Не обращая внимания на человека, в нескольких метрах мимо проскакал тушканчик, и Шалу ничего не оставалось, как тоскливо проводить его взглядом. Охотиться нечем. Если только доской от колодки забить его до смерти, только ее снять надо сначала, а потом догнать проворное животное. Но с этими обоими пунктами выходила незадача. И потом, даже если все и получилось бы, огонь развести нечем, не сырым же жрать этого тушкана. Шал по привычке хлопнул себя по карману и с удивлением понял, что там что-то есть. Оказалось, зажигалка.

– Вот балбес! Чего ж раньше не проверил?

Впрочем, кто знал, что, обыскав его несколько раз, люди Иргаша оставили что-то в карманах. А ведь найди он ее раньше, не пришлось бы волочить несколько километров деревянный предмет на шее. Веревки, скрепляющие доски между собой, можно пережечь. Правда, не сразу, а когда просохнут, да и ветер задул бы хлипкий огонек. И сейчас не получится, надо ждать, пока стемнеет, – ночью ветра почти нет.

Южная сторона бархана оказалась покрыта кое-какой растительностью, и Шал сполз по склону вниз. Колышимый ветром жузгун ^[30] жестковат, а вот листья астрагала достаточно мягкие и мясистые, и почерпнуть из них какую-то влагу вполне возможно. Шал сунул в рот пару листьев и стал медленно пережевывать горькое травянистое растение. Если не путал, в народной медицине такое применялось в виде настоя от усталости и головной боли.

При отсутствии возможности и времени на изготовление подобного лекарства и так сойдет, может, и правда поможет с усталостью. Пока жевал, не заметил, как задремал.

Чужое присутствие выдало дыхание. Он приоткрыл один глаз и первое, что увидел в наступающих сумерках, это ствол пистолета, направленный в лицо.

– Ну а тебе что я плохого сделал? Сгинь, я тебя не знаю!

Сидящий на коленях человек в конусообразной шляпе исчезать и не думал.

– Сто? Ни панимаю я. Кто ты? – Произнесено все было по-русски, но с легким акцентом. Голос оказался приятный, женский.

Шал с трудом приподнялся. Девушка лет двадцати или около того, азиатской внешности, но разрез глаз немного отличается от казахского. Сильно потертые джинсы, рубашка навыпуск с широкими рукавами и шляпа, почему-то сильно похожа на китайскую.

– А ты сама кто? – спросил уже по-русски, раз не понимает казахский.

– Я Фанька. – Девушка чуть склонила голову и протянула флягу. – Вода.

Шал хмыкнул, у земляков таких имен нет. Взял флягу и попытался напиться, но колодка мешала. Девушка, не убирая оружия, взяла сосуд, поднесла горлышко к его губам и держала, пока не напился.

– Спасибо, Фанька! – Он кивнул. – Это кто же тебя так назвал, словно корову? Нормальное есть имя? Как тебя зовут?

– Фань Вэйци.

Точно, китаянка. Откуда взялась? Впрочем, неудивительно. До войны в Казахстане их было достаточно, чтобы средства массовой информации периодически поднимали вой о китайской экспансии. Только в Алматы официально насчитывалось около ста тысяч мигрантов, не говоря уже о других регионах республики, а сколько было нелегальных, даже миграционная полиция не знала. Девчонка молодая, значит, родилась или тут, или в Китае, но приехала сюда с родителями, специалистами какой-нибудь отрасли, на тот момент приоритетной в Казахстане.

– Послушай, Фань, ты меня убивать будешь?

– Убивать? Пачиму убивать?

– Вот и я думаю, зачем тебе это… Может, уберешь тогда оружие и поможешь снять эту хрень?

– Памагу, – часто закивала девушка и легко вскочила с колен, – я памагу эта снять, твая мать!

Она задрала рубашку, убрав пистолет в кобуру на поясе, достала нож из-за спины и стала резать веревку.

– Сто эта?

– Это поводок такой, чтобы человек никуда не убежал.

– Какая-та сука паставила тебе, да?

– Ага, есть на свете уроды. А ты, я смотрю, русский язык постигала в институте дружбы народов. Кто тебя учил по-русски говорить?

– Лусски люди.

– Откуда ты вообще взялась, моя нечаянная радость? Я слышал о демонах пустыни, но чтобы ангелы тут порхали… Ты явилась облегчить страдания?

– Я далеко ехала, видела чилавек. Думала, показалася. Испугалася, очень. С ума схадить саблалась, навелно. Астанавила буел, ходила сматлеть. Не показалася, твая мать!

– У тебя маты вместо запятых. Ты настоящий морской волк, Фань. Учитель шутник у тебя был, видать. Ты одна ехала?

– Адна, да.

Девчонка казалась милой из-за курносого носа и одновременно невероятно серьезной. Но этому причинами могли быть и желтоватый синяк под левым глазом с красноватым белком, и разбитая губа. Быстро орудуя ножом, она перепилила толстые веревки, и колодка наконец упала на землю. Шал стал сразу разминать уставшую висеть в одном положении левую руку. К тому же давно ныла рана на плече.

– Спасибо, Фань.

– Букэтси! Ой, пасалуста! – Девушка отодвинулась, убрала нож, но руку сунула под рубашку, туда, где спрятала пистолет. – Вы хотели кусать?

– Кого кусать? – нахмурился Шал.

– Еда кусать.

– А-а-а… кушать?

Шал прислушался к организму. Желудок, наполненный водой, урчал и требовал еды, что, видимо, и услышала Фань.

– Наверное, скорее да, чем нет.

– Сто? Да, нет?

– Хочу, – кивнул Шал и улыбнулся. Он уже догадался, что сильно умничать не стоит, девушка может не понять его изысканных словесных оборотов.

– Хадити са мной. – Фань сделала приглашающий жест и быстро куда-то направилась, часто оглядываясь, словно проверяла, идет ли он следом. Руку она так и держала на оружии. Не доверяет.

– Идем. – Шал не торопясь отправился следом. – Мне показалось сначала, что ты вообще уехала. Повернула же в другую сторону, а тут – раз! – и ты здесь. Как так?

– Повелнула, – кивнула Фань, – сколасть гасить нада. Лезка нельзя астановить буел. Авалия мозет быть, твая мать.

– Понял. Резко нельзя.

Шли недолго – китаянка припарковала свой корабль за дальним барханом и спустила парус, чтобы не бросался в глаза. Сам Шал ни за что бы его не нашел, даже пойдя с такой целью в эту сторону. На склоне бархана рядом с лодкой виднелся искривленный ствол белого саксаула. Шал осторожно огляделся, ожидая какой-нибудь пакости. Черт ее знает, эту китаянку, одна она, как говорит, или нет.

– Ты специально у дерева остановилась, чтобы костер разжечь?

– Да. Ночью ехать плоха. Темно очень, хоть глаз выкаливай сафсем!

– Кстати, что у тебя с глазом?

– Эта? – Девушка коснулась синяка.

– Да. Ударил кто-то?

– Какая твая дело, сука?