Книга Страшного суда - Конни Уиллис Страница 37

Хозяйка поместья, одетая в пожелтевший лен и плохо прокрашенную дерюгу... Значит, наряд Киврин коту под хвост, как и отработанное с Латимером произношение, как и заверения доктора Аренс, что никакие средневековые болезни Киврин не страшны.

— Мне ведь сделали все прививки, — пробормотала она, и обе женщины разом обернулись.

— Ellavih swot wardesdoorfeenden iss? — резко спросила старшая. Кто она младшей? Мать? Свекровь? Кормилица? Непонятно. Киврин не могла выделить в ее речи ни одного знакомого слова, хотя бы имени или обращения.

— Maetinkerr woun dahest wexe hoordoumbe, — ответила младшая, на что старшая сказала:

— Nor nayte bawcows derouthe.

Глухо. Короткие предложения, по идее, должны распознаваться легче, но Киврин не понимала даже, одно слово она слышит или фразу.

Молодая упрямо вскинула обтянутый апостольником подбородок.

— Certessan, shreevadwomn wolde nadae seyvous, — сердито проговорила она.

Может быть, они спорят о том, как с ней поступить? Киврин уперлась слабыми руками в покрывало, словно пытаясь отодвинуться, и молодая, поставив плошку с лопаткой, тут же поспешила к ней.

— Spaegun yovor tongawn glaisl — проговорила она, что могло означать с равным успехом и «Доброе утро!», и «Как вы, получше?», и «На рассвете мы вас сожжем». Наверное, переводчик все-таки не работает из-за болезни. Вот когда жар совсем спадет, наступит ясность.

Старуха опустилась на колени рядом с кроватью и, зажав в ладонях серебряный ковчежец, свисавший на цепочке у нее с шеи, принялась молиться. Молодая наклонилась посмотреть лоб Киврин, потом нащупала что-то у нее на затылке, небольно дернув за волосы, и Киврин догадалась, что ей, видимо, перевязали рану на голове. Она коснулась рукой повязки, потом хотела потрогать спутанные локоны на плечах, но их не было. Неровно обкорнанные пряди заканчивались чуть ниже ушей.

— Vae motten tiyez thynt, — озабоченно произнесла женщина. — Far thotyiwort wount sorr.

Она, похоже, что-то объясняла Киврин, но та не понимала. Хотя на самом деле все ясно: в том сильном бреду Киврин померещилось, что на волосы перекинулся огонь, и кто-то — старуха? — хватала ее за руки, не давая сбить пламя. Что им еще оставалось?

Киврин столько натерпелась с этой непокорной массой волос, столько намучилась с бесконечным мытьем головы, так долго выясняла, какие прически носили средневековые женщины, заплетали они волосы или нет, и старалась даже не думать о том, как она проживет шестнадцать дней своей практики с немытой головой. Радоваться надо, что ее обстригли, но почему-то в голову лезли только картинки со стриженой Жанной д'Арк, которую сожгли на костре.

Молодая хозяйка убрала руки от повязки и с опаской смотрела на Киврин. Киврин улыбнулась ей неуверенно, и та улыбнулась в ответ. С правой стороны у нее не хватало двух зубов, а третий, рядом с щербиной, потемнел, но все равно, улыбаясь, эта женщина выглядела не старше первокурсницы.

Развязав узел, она положила повязку на покрывало. Тот же пожелтевший лен, что и у ее чепца, только разорванный на ветхие полоски и покрытый коричневатыми пятнами крови. Крови оказалось куда больше, чем Киврин предполагала. Наверное, открылась нанесенная мистером Гилкристом рана.

Женщина неуверенно коснулась виска Киврин, будто не зная, что делать дальше.

— Vexeyaw hongroot? — спросила она и, поддерживая затылок Киврин, помогла ей приподнять голову.

Старуха подала младшей деревянную плошку, и та поднесла ее к губам Киврин. Киврин осторожно отпила, заподозрив сперва, что это все та же посудина с воском. Но нет, это оказался не воск, и даже не то питье, которое ей давали прежде. Это была жидкая, зернистая кашица, не горькая, в отличие от питья, зато оставляющая жирный привкус.

— Thasholde nayivegros vitaille towayte, — произнесла старуха.

«Точно свекровь», — решила Киврин.

—Shimote lese hoorfource, — мягко возразила молодая.

Каша оказалась вкусной. Киврин хотела выпить все, но после нескольких глотков поняла, что сил совсем нет.

Молодая хозяйка отдала плошку старухе, которая тоже подошла к постели, а потом уложила голову Киврин обратно на подушку. Взяв в руки окровавленную повязку, она снова потрогала висок Киврин, явно решая, перевязывать или уже не надо, затем отдала старухе и эту тряпицу. Старуха положила повязку с плошкой на ларь, стоявший в изножье кровати.

—Lo, liggethsteallouw, — произнесла молодая, снова улыбаясь своей щербатой улыбкой, и Киврин, хоть и не разобрала ни слова, поняла безошибочно. «А теперь поспите». Киврин послушно закрыла глаза.

— Durmidde shoalausbrekkeynow, — сказала старуха, и обе вышли, закрыв за собой тяжелую дверь.

Киврин медленно повторила про себя последнюю фразу, пытаясь выцепить хоть что-то знакомое. Переводчик, по идее, должен не только накапливать средневековую лексику, но и усиливать способность вычленять фонемы и распознавать синтаксические конструкции — однако пока никаких подвижек. С таким же успехом эти дамы могли бы разговаривать на сербскохорватском.

«А что, если так и есть? Мало ли куда они меня притащили. Я была в бреду. Может, разбойник погрузил меня на корабль и перевез через Ла-Манш...» Нет, это невозможно. Она помнит то ночное путешествие почти целиком, хотя и невнятно, как сквозь сон. «Я упала с лошади, потом меня подхватил рыжий. Мы проехали мимо церкви».

Наморщив лоб, она попыталась припомнить дорогу поподробнее. Сперва углубились в лес, отдаляясь от березовой рощицы, потом выехали на проезжую тропу, добрались до развилки, и там Киврин упала. Если найти эту развилку, возможно, оттуда удастся отыскать и переброску. От развилки до колокольни всего ничего.

Но если переброска так близко, тогда это, наверное, Скендгейт, и хозяйки дома должны говорить на среднеанглийском, а если они говорят на среднеанглийском, почему она их не понимает?

«Может, я ударилась головой, падая с лошади, и от удара переводчик сломался?» Нет, такого точно не было. Она просто разжала руки и соскользнула на землю, буквально сползла. «Это все жар. Он каким-то образом мешает переводчику распознавать слова».

А латынь тогда как же? В груди Киврин завязался тугой узелок страха. «Переводчик распознал латынь. Я не могла заболеть. Мне сделали все прививки». Ей вдруг вспомнилось чесавшееся вздутие после противочумного укола. Но ведь доктор Аренс посмотрела перед отправкой. И сказала, что все в порядке. «Нет у меня никакой чумы. Ни одного симптома похожего».

У чумных вырастают огромные опухоли под мышками и в паху. Больных рвет кровью, подкожные сосуды лопаются и чернеют. Нет, у нее точно не чума... Тогда что, и где она это подхватила? Ей сделали прививки против всех основных заболеваний, существовавших в 1320 году, да и потом, она ведь даже проконтактировать бы с вирусом не успела. Симптомы проявились сразу после переброски, Киврин еще ни с кем не встречалась. Микробы не могут просто летать у переброски в ожидании подходящей жертвы. Они передаются через прикосновение, через чихание, через блох... Чуму, например, распространяли блохи.