Там, где горит земля - Александр Поволоцкий Страница 37

Больше всего на свете Поволоцкому хотелось добавить угрозу напоследок, чтобы зазнавшийся фабрикант не думал о себе слишком много. Но невероятным усилием воли он сдержался – в этом было бы слишком много от ребячества, мальчишеской ревности к более успешному переговорщику.

Козинов отбыл восвояси. Анна собрала бумаги в прозрачный чемоданчик.

— Забавно. И грустно, — произнес Александр. – Если бы кто‑нибудь описал это в книге года три назад – никто ведь не поверил бы. Хирург–консультант фронта лично выбирает места для размещения госпиталей и помогает найти поставщика…

— А контрразведка в моем лице ведёт переговоры с тем самым поставщиком… — легко подхватила мысль женщина, защёлкивая миниатюрный шифрованный замок. – Никакого порядка, все лично, торопливо и почти бессистемно. Как говорит наш шеф, «война есть упорядоченный хаос». Порядок она обретает в трудах кабинетных исследователей.

— Простите… — произнес Александр, видя, что женщина встаёт, лёгким, почти незаметным движением одергивая юбку. Он тоже поднялся и вновь отметил, что даже на фоне его солидного роста Лесницкая не кажется маленькой. – Не откажетесь ли вы…

Он замялся, но Анна улыбнулась ему, не казённо и пусто, как при встрече, и не обволакивающе коварно, как фабриканту, а очень мило и доброжелательно.

— Давайте здесь пообедаем вместе, — сказал он на одном дыхании, словно в омут бросился. – Можно вас пригласить?

— Давайте, — просто и коротко ответила она. – Только недолго, меня ждёт дорога.

— Я подвезу, — пообещал Поволоцкий, предупредительно подавая ей руку, помогая сесть обратно.

— Но вы должны развлечь меня светской беседой, — сказала Лесницкая, и в уголках её глаз на мгновение прыгнули чертики. – Это непременное условие. Какие‑нибудь увлекательные истории из военного прошлого.

— Не обещаю светскости, — честно ответил Александр. – Я все‑таки батальонный хирург, а не «адъютант, равно храбрый и элегантный», поэтому истории у меня соответствующие.

— Они суровы и брутальны? – осведомилась Анна.

— Скорее грубы и незамысловаты. Например, однажды, мы обрели целый ящик английских консервов. Это было девять лет назад, в южной Африке.

— Трофей? – уточнила женщина, небрежно пролистывая куцее меню, отпечатанное смазанным шрифтом на неровно обрезанном листе желтоватой бумаги..

— Обрели, — неопределённо повторил хирург. – Всем досталось мясо, а у меня были овощи, я их отдал местным ребятишкам. А потом оказалось, что консервы мясоовощные и мясо внизу, а я просто открыл банку не с той стороны.

— А откуда эти «адъютанты»?

— Это идеал Сен–Сирской военной академии, когда её основали, она должна была именно таких выпускать. А через два года после её открытия, в тысяча восемьсот семидесятом — «завтрак в Страсбурге», и понеслась Великая война. А уже через год вместо храбрости и элегантности требовалось, в первую очередь, умение окапываться. Видел я довоенные рисунки французской гвардейской кавалерии — кони в эскадронах по мастям, медные каски сверкают, золотые кушаки, белые перчатки… «магнетизм кавалерийской атаки и ужас холодной стали». Это не стихи, это устав такой.

— Добрые старые времена?

— Старые. Но ох, какие недобрые… Только в Великую войну убитых и умерших от ран стало больше, чем умерших от болезней. При том, что в начале её умирало больше половины раненых, а больше половины выживших становились калеками. Потом пришли Пирогов, Листер, Склифосовский и всех научили. А потом мы замерли в развитии и продолжили учиться только год назад. Мда, что‑то у меня со светской беседой не ладится.

— Хорошее начало. Мне нравится, — сказала женщина, и её смех зазвенел словно крошечные серебряные колокольчики. – Прошу вас, продолжайте.