Целитель. Двойная игра - Валерий Большаков Страница 37

Марина безразлично пожала плечами.

– Провал так провал, – молвила она устало. – А что делать? Мы своих не бросаем, в общем-то.

Рустам медленно повернул к ней бритую голову.

– Я, конечно, виноват, – произнёс глухо. – И Умар дурака свалял… А я… – Он расстегнул верхние пуговки на рубашке, словно задыхаясь. – Я только сейчас почувствовал, что мы – отряд! Спасибо вам! И… Что-то я не то несу, да?

– Всё ты правильно сказал, – вклинился Суннат, с ожесточением переключая передачу. – Просто Марина с Гришей – советские, а мы с тобой… так, наполовину только!

– Ерунда всё это, – сердито отрезал Ершов, – ерунда на постном масле! Думаете, русских Адыловых нету? Да полно! Вражья везде хватает.

– Выкорчуем! – обронил Рахимов.

– Вот именно. А провал… Да и чёрт с ним, с провалом! Мы свой план выполнили и перевыполнили! Да и мы одни, что ли? Уверен на сто процентов – наши внедрили своего человека даже в свиту Рашидова! Телохраном каким-нибудь или водилой. На нас операция не замыкается!

– Хватит меня успокаивать, в общем-то, – проворчала Исаева. – Суннат, тормознёшь напротив чайханы, за арыком, где заросли. И ждёшь. Мы тебе маякнём по рации… Кстати, – она беспокойно заёрзала, – а где мой «Тюльпан»?

Ершов молча протянул ей рацию, удерживая на лице серьёзное выражение.

– Ага! – повеселела девушка. – Выдвигаемся. Грига, Рустам, за мной!

– Есть! – молодцевато отозвался Григорий, косясь на Рахимова.

⁂

Каменная ограда насриддиновского особняка больше походила на крепостную стену, чем на обычный забор. Сложенная из плитняка, она не стала препятствием – было за что цепляться и куда упираться пальцам ног.

Место Ершов выбрал наилучшее для лазутчика – сразу за оградой буйно росли фруктовые деревья, словно предлагая себя взамен лестницы. Вскоре Марина мягко спрыгнула на траву, вынула ПБ и накрутила глушитель. Грига молча кивнул и тоже вооружился – они в тылу врага. Рустам нежно поглаживал то кобуру, то ножны с острейшим печаком.

На часах – девять вечера. За чёрными стволами деревьев ярко горели фонари, освещая выложенный плиткой двор. У самых ворот стояла бордовая «Волга ГАЗ‐21», за нею притулился редкий зверь – джип «Москвич» ^[41].

По двору важно расхаживал неприятный толстяк в одних широких и порядком засаленных штанах. Сопя и почёсывая безобразные складки на пузе, он вразвалочку сновал между парой закопчённых мангалов, следя за тем, чтобы кебабы не пережарились. За парадной лестницей, уводившей на террасу, располагался гараж. Ворота его были приоткрыты, выпуская табачный дым, заунывную музыку и весёлый гогот – ржали как минимум трое.

Ершов повернулся к Марине и показал три пальца. Исаева согласилась. Тронула Рустама за плечо и стволом ткнула в сторону лестницы, посылая на разведку. Рахимов кивнул, растворяясь в зарослях.

Это случилось минутой позже. Довольное ржание резко усилилось, и вдруг из ворот вытолкнули Юсупова – сквозь прорехи в одежде проглядывали кровоподтёки и синяки. Умар удержался, не упал, тогда вышедший следом усатенький молодчик сделал ему подсечку. Юсупов выстелился, умело перекатившись.

– Онени эшак сиксин! ^[42] – промычал молодчик.

Руки у чекиста были связаны, зато ноги свободны – большой палец, твёрдый как сучок, ударил усатенькому в солнечное сплетение, а когда тот согнулся, натужно сипя, тараща глаза и разевая рот в беззвучном крике, закалённая пятка врезалась ему в шею, ломая горло. Аскер взмахнул руками, разгибаясь, и рухнул навзничь.

Умар мгновенно, скалясь от боли в избитом теле, перевернулся и встал на ноги. Марина покинула тень, и разбитые губы Юсупова расползлись в улыбке, тут же вздрагивая, чтобы выразить вину.

– Займись им, – коротко приказала Исаева, не поворачивая головы. – И шашлычником!

Скользящей походкой дикой кошки она пересекла газон, левой рукой коснувшись плеча Умара.

– Там мой брат, – прохрипел Юсупов. – Я должен…

– Угомонись, – оборвала его девушка. – Моя очередь, в общем-то!

За её спиной тихонько хлопнул выстрел – краем глаза Марина увидала, как падает жирная туша, шлёпаясь и трясясь, будто студень.

Обитатели гаража, похоже, так и не заметили потери бойца – ржали по-прежнему. Переступив порог, Исаева очутилась в просторном помещении, оборудованном так, что любая станция автосервиса позавидует.

На верстаке стонал связанный полуголый юноша восточной наружности. Его худое тело блестело от пота, то и дело содрогаясь.

Два амбала в нечистых спортивках развлекались: один с огромным энтузиазмом крутил ручку мегомметра, а другой тыкал щупом в молодого человека, счастливо хохоча.

– Яхши, яхши! – радовался крутильщик, пыхтя от натуги.

Марина вскинула оружие. Первым умер палач со щупом – вздрогнув, будто сам заработал удар током, он повалился на пол, складываясь, как огромная кукла. Второй так и продолжал вертеть рукоятку – доходило до него медленно. А когда дошло наконец, то амбал успел лишь вылупиться. Пуля разорвала сердце, застревая в позвоночнике, и крутильщик словно оплыл, падая и роняя электроприбор. В маленьких чёрных глазках застыли обида и удивление.

– Фазиль? – коротко спросила Исаева, распутывая проволоку, которой парня прикрутили к верстаку.

– Ха, бу мен ман… ^[43] – пролепетал тот.

– Фазиль… – выдохнул Юсупов, появляясь в дверях.

– Умар! – всхлипнул младший брат.

– Потом, потом! – прервала Марина трогательную сцену. – Где держат Лейлу?

– Наверху! – встрепенулся Фазиль, тут же вспоминая русский язык. – Её комната выходит в айван! Справа которая!

– Грига!

– Иду, – откликнулся Ершов.

Исаева поднесла к губам тангетку рации:

– Третий, я первый, ответь.

Сквозь тихое шипение долетел приглушённый голос Рустама:

– Докладывает третий. В доме пусто. В комнатах, что выходят в айван, двое. Насриддинов в той, что слева. Просматривает какие-то бумаги и хлещет коньячок «Узбекистон». Был один аскер, да весь вышел. Девушка заперта в правой комнате.

– Поняла, третий. Умар, будь здесь, с Фазилем!

Марина словно взлетела по парадной лестнице, не чувствуя ступенек. На террасе никого не было, и она свернула в крытую галерею, выходя на веранду-айван. Здесь обнаружился деревянный диванчик, занятый накачанным аскером уголовного вида. В переносице качка чернела дыра.