Комдив. Ключи от ворот Ленинграда - Олег Таругин Страница 36

– Возможно, контузия? – предположил Иосиф Виссарионович.

– Допускаю, как вариант. Но не у всех же одновременно…

– Хорошо, когда узнаешь подробности – докладывать немедленно. Подробно. Давай дальше про этого Кобрина.

– Мне кажется, что Кобрина не зря отправляют в ключевые, так сказать, моменты. Своими действиями в июне он предотвратил два котла, грозивших нашим войскам колоссальными потерями в людях и технике и существенно упрощавших противнику наступление. Затем помог удержать Смоленск – если сравнивать с информацией Зыкина, мы выиграли как минимум месяц. По сути, гитлеровским планам молниеносной войны конец. Мы бы и сами справились, причем приблизительно в те же сроки, но так получилось, гм, быстрее, что ли? И с куда меньшими потерями для нас. Ну а затем Ленинград, Лужский рубеж. Тут и вовсе страшно представить, чего бы нам стоила почти трехлетняя блокада.

– Хочешь сказать, что наши… – Сталин замялся, но все же произнес, видимо, не слишком нравящееся ему слово:

– Потомки неожиданно решили нам помочь? Помочь после того, как развалили страну, разрушили и просрали все, что мы с таким трудом, кровью и потом собирали столько лет, и с потрохами продались капиталистам? Какое-то странное решение, не считаешь?

– Наоборот. С моей точки зрения вовсе не странное.

– Полагаешь, они одумались? И теперь пытаются все исправить? Так что-то поздновато спохватились. Сколько там времени прошло – двести лет, триста?

– Возможно, – неопределенно кивнул Берия. – Тут полной ясности пока нет. Этот Кобрин лейтенанту Зыкину странную фразу сказал – мол, он здесь не только, чтобы нам помочь, но и себя проверить. Мне не совсем понятно, что имелось в виду. А что поздно спохватились? Допустим, они решили предпринять попытку изменить собственное прошлое, как только уровень их науки позволил, гм, эти самые путешествия во времени. Может, они и раньше были не против вмешаться, но не могли. Не имелось, так сказать, технической возможности.

– А сейчас, значит, смогли?

– Вероятно, да. Это исключительно мое умозаключение, товарищ Сталин, но оно, тем не менее, основано на известных нам фактах. Пока неподтвержденных, умозрительных, но мы работаем, проверяем.

В кабинете повисло долгое молчание. Иосиф Виссарионович, словно потеряв к собеседнику всякий интерес, занялся трубкой, до того лежащей на краю массивной хрустальной пепельницы. Берия не торопил события, прекрасно зная, что это время нужно вождю на обдумывание услышанного.

Закурив и сделав несколько затяжек, Сталин снова заговорил:

– Допустим и это. Пока допустим. Что ты предполагаешь делать дальше?

– То, что я и излагал в докладе. Вторая фаза операции. Условное название – «мозг». Мы ведь по-прежнему практически ничего не знаем про этого Кобрина. Возможно, это даст нам больше информации. Зыкин запомнил многое, очень многое, но определенно не все, что может нас интересовать. Да и Кобрин практически наверняка не собирался ему рассказывать ВСЕГО. Сейчас же у нас, вполне вероятно, появится шанс получить ПОЛНУЮ информацию о будущем. «Предупрежден – значит, вооружен», как древние говорили.

– Да, я читал, – привычно морщась от табачного дыма, кивнул вождь. – Кстати, а этот твой Зыкин в курсе?

– Нет, – мотнул головой народный комиссар. – Непосредственно сейчас я не собираюсь ставить его в известность. Возможно, и вовсе не стану этого делать. Пусть набирает группу и работает. На оперативном, так сказать, уровне. Выявление объекта, имевшего контакт с гостем, сбор первичных сведений, работа с его окружением. Об остальном ему знать необязательно. Зыкин – твердый профессионал, но полевая работа – его предел. Собственно, он и про других «гостей» даже не подозревает, считая, что Кобрин единственный.

– Грамотно. Так и поступай. Впрочем, тебе виднее, если передумаешь – решай сам. Главное, контролируй, уж больно он много знает. Специалистов для второй фазы нашел?

– Нашел. Первый – ученик самого Бехтерева, один из врачей Владимира Ильича, заслуженный деятель наук. Он уже в Москве.

– Осипов ^[22], помню, – кивнул собеседник, в который раз заставив Берию подивиться тому, сколько всевозможной и разносторонней информации он держит в голове.

– Именно. Меня твердо заверили, что лучшего спеца по неврологии и, главное, психиатрии не найти. Должен справиться. Второй – Бернард Кажинский ^[23], тоже сотрудничал с Бехтеревым, Циолковским и даже, – Лаврентий Павлович коротко усмехнулся, – плотно общался с нашим известным писателем-фантастом Беляевым. Полагаю, может оказаться весьма полезным. Поиском других занимаются мои люди.

– Не знаю такого, – нахмурился Сталин. – Но любопытно, да. С писателем, говоришь, общался?

Вождь выдержал небольшую паузу, что-то обдумывая:

– Хорошо, Лаврентий, я тебя понял. Кстати, а сам ты уверен, что глубокий гипноз поможет в нашем, хм, расследовании?

– Думаю, полной уверенности тут быть просто не может, но шансы достаточно велики. Мы ведь не знаем, что именно происходит и как именно… – теперь помедлил, подбирая слова, уже наркомвнудел, – «гость» овладевает сознанием наших командиров. Но специалисты считают, что после его, гм, ухода в их памяти вполне могут остаться все его собственные воспоминания и знания. А это именно то, что нам нужно. Та самая поистине бесценная информация о будущем. Кстати, между собой они называют «гостя» донором, а Минаева и остальных – реципиентами. Это медицинские термины, вроде бы что-то из области переливания крови, если я правильно понял. Один отдает, другой принимает, или как-то так. Я не вдавался.

Иосиф Виссарионович ухмыльнулся в прокуренные усы:

– Не вдавался? Совсем на тебя не похоже. Шучу, конечно. Да, кстати, а что там с генералом Пядышевым? Ну, ты в курсе, о чем я.

Берия чуть помедлил, прежде чем ответить. Поправил пенсне:

– Арестовывать его особенно не за что. Да, числятся за ним грешки, высказывания эти, опять же. Ну а за кем их нет? Материал, разумеется, собран, но не вижу смысла. Пядышев – грамотный и опытный командир, его авторитет в войсках достаточно велик. Особенно теперь, когда удалось отстоять Ленинград. Да и про качество оборонительных сооружений Лужского рубежа бойцы высоко отзываются. Возможно, стоит провести с ним… беседу? Правда, товарищ Ворошилов…