Гимн Лейбовицу - Уолтер Миллер-младший Страница 36

Реликвии наполняли древние слова, древние формулы, древние сущности. Когда прежнее, совсем не похожее на нынешнее, общество отправилось в небытие, мало из того, что от него осталось, было доступно для понимания. Определенные тексты казались такими же бессмысленными, каким бревиарий мог бы показаться шаману кочевого племени. Другие тексты сохранили определенную орнаментальную красоту или упорядоченность, намекавшую на наличие смысла – так же, как розарий мог намекнуть кочевнику о своем сходстве с ожерельем. Первые братья ордена Лейбовица пытались, пышно выражаясь, приложить вуаль Вероники к лику распятой цивилизации, и на вуали остался образ лица – еле заметный, неполный и сложный для понимания. Монахи сохранили этот образ, и теперь мир мог изучить его и попытаться интерпретировать – если бы захотел. Сами по себе Реликвии не могли возродить древнюю науку или развитую цивилизацию, ведь культуру создавали племена людей, а не пыльные фолианты; однако книги могли в этом помочь. Дом Пауло надеялся, что книги укажут направление и дадут совет новой, развивающейся науке. Однажды такое уже произошло, – утверждал достопочтенный Боэдулл в своей книге «De Vestigiis Antecesserum Civitatum» ^[50].

И на этот раз, подумал дом Пауло, мы напомним им, кто хранил огонь, пока мир спал. Он оглянулся, и на секунду ему показалось, что он слышит испуганное блеяние козы Поэта.

Когда аббат спускался по лестнице в подвал, то уже не мог расслышать ничего, кроме доносившегося оттуда шума. Кто-то вбивал в камень стальные стержни. Запах пота мешался с ароматом старых книг. В библиотеке кипела лихорадочная деятельность, совсем не похожая на ученые занятия. Послушники бегали с инструментами в руках, стояли группами, изучая рисунки, двигали столы, поднимали самодельные машины, раскачивали их, устанавливали на место… Хаос в свете лампад. Брат Армбрастер, библиотекарь и ректор Реликвий, стоял в удаленном алькове среди полок и, скрестив руки на груди, мрачно наблюдал за происходящим. Дом Пауло уклонился от его обвиняющего взгляда.

Брат Корноэр подошел к аббату; с его лица не сходила воодушевленная ухмылка.

– Ну, отец аббат, скоро у нас будет свет, которого не видела ни одна живая душа!

– Твои слова не лишены определенного тщеславия, брат, – ответил Пауло.

– Тщеславия, Domne? Применить ко всеобщей пользе полученные знания – это тщеславие?

– Я имел в виду твое стремление поспешно применить их, чтобы произвести впечатление на одного ученого. Ладно, не важно. Давай посмотрим на это инженерное волшебство.

Они пошли к самодельной машине. На первый взгляд, с ее помощью можно было лишь пытать пленников. Ось, служившая валом, с помощью блоков и ремней соединялась с высокой, по пояс, крестовиной. На оси рядом друг с другом сидели четыре колеса фургона. Их толстые железные шины были покрыты бороздками, а бороздки поддерживали бесчисленное множество «птичьих гнезд» из медной проволоки, которую выковал из монет кузнец в деревне Санли-Бовиц. Дом Пауло заметил, что колеса не касаются поверхности и поэтому могут свободно вращаться. Напротив шин стояли неподвижные железные бруски, словно тормоза, однако с колесами они не соприкасались. На бруски тоже была намотана проволока; Корноэр называл их «индукторными катушками».

Дом Пауло мрачно покачал головой.

– Это самое значительное достижение аббатства с тех пор, как сто лет назад у нас появился печатный станок! – гордо заявил Корноэр.

– Но будет ли машина работать? – спросил дом Пауло.

– Мой господин, я ставлю на это месяц дополнительных работ по хозяйству.

«Ты ставишь на это гораздо больше», – подумал священник, хотя вслух ничего не сказал.

– Откуда появится свет? – спросил он, снова посмотрев на странное устройство.

Монах рассмеялся:

– О, для этого у нас есть особая лампа. То, что вы видите сейчас – просто «динамо». Она производит электрическую сущность, которую будет жечь лампа.

Дом Пауло скорбно прикинул, сколько места занимает «динамо».

– А эту сущность, – пробурчал он, – нельзя извлечь из бараньего сала?

– Нет, нет. Электрическая сущность – это… Вы хотите, чтобы я вам объяснил?

– Лучше не надо. Естественные науки – не моя сильная сторона. Предоставляю заниматься ими вам, молодежи. – Аббат поспешно отступил, чтобы ему не вышибла мозги балка, которую торопливо несли двое плотников. – Скажи, если, изучив тексты эпохи Лейбовица, ты можешь построить такую машину, то почему это не сделал ни один из наших предшественников?

Монах ненадолго умолк.

– Вообще-то, – наконец ответил он, – в сохранившихся текстах нет прямых указаний на то, как построить «динамо». Скорее, эта информация подразумевается в целой подборке отрывочных текстов. Частично подразумевается. Ее нужно добывать путем дедукции. Но для этого также нужны некоторые теории, которых не было у наших предшественников.

– А у нас они есть?

– Ну да, теперь, когда у нас появились такие люди, как… – в голосе Корноэра внезапно зазвучало глубокое уважение, и, прежде чем произнести имя, он сделал паузу, – такие как тон Таддео…

– Ты закончил? – спросил аббат довольно кисло.

– До недавних пор мало кто из философов интересовался новейшими теориями в области физики. Именно работы тона Таддео… – дом Пауло снова отметил ноты уважения в его голосе, – …дали нам необходимые рабочие аксиомы. Его работа о Мобильности Электрических Сущностей, например, и Теорема о Сохранении…

– Значит, он обрадуется, увидев практическое применение его трудов. А где сама лампа, позволь узнать? Надеюсь, она не больше этого «динамо»?

– Вот, Domne, – сказал монах и взял со стола небольшой объект – подставку с двумя черными стержнями и винтом, изменявшим расстояние между ними. – Это – угольные стержни, – объяснил монах. – Древние назвали бы это «дуговой лампой». Были лампы и другого рода, но у нас материалов для их изготовления нет.

– Удивительно. А откуда приходит свет?

– Отсюда. – Монах указал на зазор между стержнями.

– Должно быть, пламя просто крошечное, – заметил аббат.

– О да, но яркое! Полагаю, что оно ярче сотни свечей.

– Не может быть!

– Поразительно, да?

– Какая глупость… – Аббат заметил, что лицо брата Корноэра перекосилось от обиды, и поспешно добавил: – …что все это время мы перебивались за счет воска и бараньего жира.

– Я тут подумал, – застенчиво признался монах, – а вдруг древние использовали подобные лампы на алтарях вместо свечей?

– Нет, – отрезал аббат. – Определенно – нет. Пожалуйста, как можно быстрее выкинь эту идею из головы и больше о ней не вспоминай.

– Конечно, отец аббат.