Страх. Книга 1. И небеса пронзит комета - Олег Рой Страница 36

Они о чем-то переговариваются в прихожей, но недолго. Валентин возвращается на кухню. Следующая за ним… как ее там?.. ах да, Жанна (точно, в резюме же было имя) нерешительно замирает в дверях, давая возможность себя рассмотреть.

Ну что же…

Вообще-то я ожидала кого-то помассивнее. Стоящая передо мной женщина худощава, чтоб не сказать – попросту тоща, среднего роста, даже скорее коротышка, в черных волосах проблескивает проседь, хотя по годам вроде бы рано.

От тяжелой жизни, что ли? Впрочем, брюнетки седеют раньше. Лицо, кстати, хорошее: не злое, тем паче не пропитое, кожа гладкая, чистая. Черты резкие, но не грубые, даже, пожалуй, приятные, вот только рот великоват, и губы тонковаты. Макияж незаметен: не то она пользуется хорошей косметикой (хотя откуда у такой хорошая косметика?), не то просто красится по самому минимуму. Ногти в безукоризненном порядке, лак бесцветный или телесный, одежда чистая и опрятная, но, безусловно, дешевле дешевого. Ну что же, вид приличный, аккуратный, и, судя по скромной позе, дамочка не наглая, еще один плюс. Хотя откуда бы при такой работе наглости взяться…

– Присаживайтесь, – милостиво разрешаю я. – Хотите кофе? – Да, я просто сама любезность.

– Ну что вы, спасибо. – Женщина присаживается на стул. Очень достойно, кстати: не плюхается как попало, но и не ютится на краешек робким птенчиком. Хорошо.

Улыбается одним уголком рта:

– Давайте сразу к делу?

Ну к делу так к делу. Выдавливаю из себя вежливую («протокольную») улыбку:

– Я ознакомилась с вашим резюме, – делаю ударение на «я», пусть сразу видит, кто тут принимает решения, – и должна сказать, несколько удивлена. – Вообще-то я хотела сказать «шокирована», но в последний момент смягчила формулировку до нейтральной. Ничего, это не уйдет. – Как-то странно с таким происхождением искать места в приличной семье.

В переводе с дипломатического языка это означает: с вашим суконным рылом соваться в калашный ряд – сущая наглость. Женщина это прекрасно понимает, в ее глазах мелькает едва заметная тень, но отвечает спокойно, с легкой, скромной, почти застенчивой улыбкой:

– К сожалению, у меня не было возможности выбирать обстоятельства своего появления на свет. Но, надеюсь, моя честная, что легко увидеть по моему резюме, жизнь и достойное поведение – достаточная компенсация этого досадного пятна на моей биографии.

Я как-то непроизвольно киваю:

– Да, пожалуй… Но резюме – это… – Я не заканчиваю фразу, подразумевая «написать-то все что угодно можно, и рекомендации – в том числе». – Вы, вероятно, понимаете, что в подобных обстоятельствах принять вас на работу – значит выдать вам немалый кредит доверия.

– Разумеется. И вы скоро убедитесь, что я оправдываю ваше доверие. – Взгляд ее абсолютно открыт, а «вы» и «ваше» слегка подчеркнуты голосом.

Уловила, выходит, субординацию? Что ж, добавим. С той же протокольной улыбкой уточняю:

– Вы, вероятно, не привыкли к таким условиям. В этом доме в сферу вашей ответственности должно будет входить абсолютно все: готовка, стирка, уборка, мелкий ремонт – в общем, весь быт. При этом я постоянно дома.

– Ваши требования меня абсолютно не смущают. – Опять подчеркнутое «ваши» и скромная улыбка, которой до подобострастности не хватает ровно той капельки, за которой это начинает уже раздражать. – Мне даже лестно, – она сидит на стуле очень прямо, но не напряженно, – что вы в любой момент можете оценить результаты моего труда.

И опять подчеркнутое «вы». Осознала, кто в доме хозяин. Хозяйка то есть. Отлично.

– Должна предупредить: я весьма требовательна. Ваша оплата будет достойной, наполовину выше означенного вами минимума, но при этом и работа ваша должна быть безукоризненной. Небрежности я не терплю и платить за нее не намерена.

– Безусловно, уважаемая Вероника. – Легкий наклон головы и никакого битья пяткой в грудь с заверениями, что ее услуги качественнее, чем у кого бы то ни было. Впервые за последние несколько месяцев я чувствую что-то вроде удовлетворения.

– В таком случае можете приступать послезавтра, – подписываю приготовленной Валентином ручкой лежащие на столе бумаги. – Я могла бы сказать «завтра», но вам ведь еще понадобится зарегистрировать эти бумаги на бирже труда…

Без этого пробного шара – проверки на старательность и сообразительность – можно было и обойтись, но я не удержалась. Жанна, однако, справляется на отлично:

– Не беспокойтесь за это, – мягко возражает она, – на биржу я забегу пораньше. Если хотите, я могу приступить к работе уже завтра. В котором часу вам удобнее?

– Можете приходить к десяти… Но, разумеется, если я отдыхаю, вам придется быть максимально осторожной, чтобы меня не потревожить.

– Да, разумеется, – коротко кивает она.

Ко всему прочему, эта Жанна еще и вести себя умеет вполне прилично. Определенно, она мне нравится. Но главное – ее, если понадобится (а мне может понадобиться), легко «взять за жабры». Это ее происхождение, как ни крути, перевешивает любые рекомендации. Кому в случае чего поверит полиция: домработнице, рожденной в тюрьме неизвестно от кого, или мне – всемирно известной пианистке, чей отец был крупным муниципальным чиновником, а покойная мать – директором знаменитой на весь город музыкальной школы?

То-то и оно.