Тринадцатый апостол - Юрий Манов Страница 36

— Да ладно, быть не может. Что ты вообще за человек?

— Я не человек, Семенов, я — снежник…

Только теперь Семенов вспомнил, где он видел эти голубые точки. Такие же глаза были у того таинственного спасителя из тайги.

— Нет, это был не я. Это был Ворчун, его семья как раз там обитает, но он мне про тебя рассказал.

— Как рассказал? Вы встречались?

— Нет, он оттуда мне рассказал и всем остальным. Он сказал, что ты — хороший. У тебя сияние светлое.

— Какое сияние?

— От каждого человека, и от снежника и от иного живого, исходит сияние, у одних темное, у других — светлое. Вы этого видеть не можете, мы можем. У тебя сияние — светлое, искрится, ты — хороший человек.

Семенов помолчал.

— А зачем они поймали тебя?

— Кажется, хотят продать, чтобы потом изучать.

— Вот и меня завтра изучать будут. Вколют в вену «сыворотку правды», и расколюсь я, как морская свинка на допросе.

— А ты не хочешь этого?

— Нет, конечно.

— Тогда сделай так…

— Помнишь меня? — Чума лежал на кушетке, а Фрязин суетился около него со шприцем. Семенов кивнул:

— Чумирев В.В., кличка Чума, Чук, 36 лет, четырежды судимый, два побега, этапирован на Поездок из Волгоградского СИЗО, приговорен господами присяжными заседателями к 20 годам каторги. Садист, наркоман, склонен к побегу.

— Отличная память, правильно, — самодовольно улыбнулся Чума, закатывая рукав, — склонен и к наркоте, и к садизму, и к побегу. Осторожно, ты, Лепила! — поморщился он, когда игла вошла ему в руку.

Чума откинулся на подушку и минуты три лежал с закрытыми глазами.

— Так вот, Семенов, мне тут Лепила рассказал о вашем базаре, только говно все это. Не жить тебе, Семенов, я клятву давал каждого апостола резать, да и братва не поймет. Хочешь умереть легко и красиво, получишь это, — урка продемонстрировал ампулу с бесцветной жидкостью, — «золотой укольчик», и все. Только сначала расскажешь нам про одну фигню. Эй, Лепила, как там эта фигня называется? Во-во, про зернолет. Если нет, получишь совсем другое. Лепила, покажи-ка.

Фрязин побледнел и открыл саквояж. Семенов заглянул внутрь и увидел какие-то сверкающие никелем инструменты:

— Прям как в кино получается, ты бы еще, как Джигарханян, предложил: «Чик ножичком, и ты на небесах».

— Можно и ножичком, но с укольчиком слаще — побалдеешь напоследок. Так как, договорились?

— Иди в жопу! — устало сказал Семенов.

— Ну давай, Лепила, — скомандовал Чума, — гони ему в вену свою правдивую сыворотку.

Семенов почувствовал легкое головокружение, потом в глазах потемнело. Он начал говорить, видя перед собой только две ярко-голубые точки.

— Ну вот и все, — удовлетворенно сказал Чума, прочитывая последнюю страницу «показаний» Семенова. — Какой ты, оказывается, откровенный мальчик. Слышь, эй, кто там, связь мне быстро и прикажите прочесать вот этот квадрат. Где-то здесь в овраге они и заныкали «тарелочку». А ты, апостол, пока иди отдохни, у тебя через два часа суд начинается. Посидишь пока в яме, а то тут брательник Клюва приехал, требует отдать тебя ему на расправу. Как думаешь, может, и правда отдать? А пока погляди в окошко, думаю, тебе понравится.

На эшафот поднялся окровавленный человек, пошатнулся, неловко упал. Толпа вокруг радостно загоготала, здоровенный верзила схватил упавшего за волосы и потащил к большой деревянной колоде, на которых мясники разделывают туши.

— Нырок! — узнал Семенов.

— Точно, твой стукач! — хихикнул Чума. — Ты смотри, смотри, специально для тебя его держали.

Верзила разместил Нырка на колоде, вооружился кривым мясницким топором и вопросительно взглянул в сторону окон.

Чума открыл форточку и крикнул:

— Давай!

Семенов отвернулся, чтобы не видеть, как голова Нырка покатится по снегу.

Едва захлопнулся люк, как Седой подполз к Семенову, как-то странно вывернул лапы и сказал:

— Давай!

Семенов нащупал в темноте что-то мохнатое и теплое, потом нашел длинные, сильные пальцы и острые когти. Постанывая, он начал тереть о них веревку. Вскоре веревка поддалась. Семенов отдышался и развязал Седого.

Гигант выпрямился во весь рост. «Метра три, не меньше», — прикинул на глаз Семенов. Седой несколько раз присел, потом размял лапы и снова шепнул: «Давай».

— Эй! — крикнул Семенов как можно громче. — Эй, там! Передайте Чуме, что я кое-что еще вспомнил!

Наверху забубнили голоса, видимо, охранники совещались. Наконец люк открылся.

— Ну что там у тебя еще?

В этот момент Седой прыгнул, даже не прыгнул, а взметнулся в воздух. Раздался приглушенный крик, потом вниз упала веревочная лестница. Седой, стоя над неподвижными телами, протянул Семенову два автомата.

— Возьми себе один, — предложил Семенов.

Снежник отрицательно покачал головой.

Семенов снял с тел подсумки и ногами столкнул их вниз.

— Осторожней, они же живые! — крикнул Седой.

— Хрен с ними! — зло сказал Семенов и захлопнул люк.

— Я не понимаю тебя, Семенов. Зачем тебе идти туда? Вон же тайга, три десятка шагов и свобода.

— Я не могу уйти так, — терпеливо объяснял Семенов. — Пойми, там «крыса», на нем кровь моих друзей, они только что отрубили голову Нырку. Понимаешь?

— Ты их хочешь убить?

— Да!

— Но разве это оживит твоих друзей?

Семенов понял, что объяснить снежнику он ничего не сможет.

— Жди меня там, у шлагбаума, увидишь, что я еду, открывай его. Ну, поднимай, понимаешь?

Седой кивнул и растворился в воздухе. У Семенова отвисла челюсть:

— Эй, Седой, ты где?

— Я здесь, — раздалось из пустоты. — Ты сказал пройти к… шлак, к… тому, что надо поднять. Я не хотел, чтобы меня увидели.

Времени удивляться у Семенова не оставалось. Он кивнул и бросился к штабу.

Чума как раз собирался ширнуться, но Семенов перебил ему весь кайф. Шприц так и остался торчать в вене урки, когда Чума захрипел и задергал ногами. Нож пробил ему горло, выйдя острием под ухом. Фрязин так и остался сидеть перед пищащей рацией с микрофоном в руках. Семенов не спеша подошел к еще дергающемуся телу и выдернул нож.

Потом так же не торопясь подошел к столу и взял микрофон из рук Лепилы.

— Федеральную частоту, быстро! — скомандовал он сквозь зубы.

Трясущимися руками Фрязин начал крутить ручки настройки.