2012: Загадка майя - Жорди Сьерра-и-Фабра Страница 36

На следующий день Джоа проснулась поздно — стрелки часов показывали за полдень. Жара не было, но усталость почему-то не прошла.

Вероятно, действие пейота на организм еще не совсем закончилось. Последний сон врезался ей в память так же четко, если не четче, как тот, в котором она встретилась с матерью: Пакаль сходил с рисунка, изображавшего его надгробную плиту, и разговаривал с ней. Просил помочь ему вновь стать тем, кем был.

— Как помочь? — спрашивала она.

— Посмотри на меня и узнаешь, — отвечал Пакаль.

Почему сны всегда такие зашифрованные?

Она умылась водой из тазика, отметив, что гнойнички от укусов уже не болят и начали заживать, оделась и вышла на улицу. Бабушкина хижина была самой простой и непритязательной во всей деревне, никаких кирпичей из необожженной глины и даже соломы — настоящее индейское типи. Бабушка не хотела уезжать из своего скромного жилища, у нее и в мыслях не было поменять его на что-то получше, обзавестись вещами и обустроить быт. Она всегда говорила, что и так счастлива, у нее все есть и больше ничего не надо, а имущество затрудняет течение жизни по долине света.

По долине света.

Удивление Джоа, когда она увидела его, не имело границ.

Это был Давид.

Он сидел на корточках, спиной ко входу в хижину, будто охранял ее.

— Как ты здесь оказался? — пробормотала она, не веря тому, что видит.

Ее появление застигло его врасплох. Он прыжком вскочил на ноги и повернулся к девушке, весь охваченный трепетом, как осиновый лист под порывами ветра. Слова были не нужны — в тот момент взгляды говорили больше слов. Джоа во взоре Давида прочла беспокойство, копившееся все пять минувших дней, а Давид в глазах Джоа увидел радость.

Они устремились навстречу друг другу и обнялись.

— Я больше не мог ждать. — Голос Давида ласкал ее слух.

— Как ты добрался сюда?

— Пешком.

— Из Боланьоса?

— Это не так уж далеко, хотя найти дорогу и не заблудиться было не просто. Сюда только пешком и можно попасть.

— Ты с ума сошел!

— Нет, это ты с ума сошла! — Он чуть отодвинулся и смотрел ей в глаза. — Твоя бабушка мне все рассказала.

Девушка смущенно захлопала ресницами.

— И как она тебе?

— Симпатичная. — Уголки его губ поднялись вверх. — Она улыбнулась мне и положила руку на грудь. И тут же сказала, что я хороший человек и могу остаться.

— О боже! — вздохнула она, окончательно освобождаясь от сомнений.

Если уж ее собственная бабушка…

— Как ты себя чувствуешь?

— Немного слабой, но хорошо, — призналась Джоа. — В любом случае сегодня я уже собиралась уехать.

— Завтра. — Он не дал ей договорить. — Тебе нужно еще немного отдохнуть и восстановиться. Да и бабушка твоя заслуживает, чтобы ты побыла с ней хоть еще денек. Я ведь пришел сюда рано утром, и у нас было время пообщаться — она замечательная женщина.

— Я знаю.

Они продолжали стоять обнявшись — Давид держал Джоа за плечи, а ее руки лежали у него на груди. Внезапно, видимо, вспомнив, что еще недавно стеснялись обнаружить моментально родившийся у них взаимный интерес, оба встрепенулись, словно по ним прокатился электрический разряд, и растерянности разъединили объятия.

Положение спасло неожиданное появление бабушки.

— Доброе утро, Акоуа.

Джоа подошла к бабушке и поцеловала ее. Старая женщина ни о чем не спрашивала — ей достаточно было посмотреть на свою внучку. Она взяла ее за руку и повела за собой к хижине. На пороге остановила Давида, попытавшегося было зайти вслед за ними.

— Подожди, — сказала она строго.

В хижине взяла бальзам от укусов и, дождавшись, когда девушка снимет с себя одежду, тщательно обработала все ранки.

— Они уже не болят.

— В некоторые попала зараза, поэтому у тебя и поднялся жар. Но змеиный яд сильнее любой дряни.

Одевшись, Джоа перехватила бабушкин взгляд — серьезный и вместе с тем озорной.

— Что такое? — с беспокойством спросила она.

— Молчание кажется подозрительным только тем, кто что-то скрывает.

— Мне нечего скрывать.

— Я видела твои глаза.

— И что же они говорят?

— То же самое, что и твое тело.

— Бабушка… — Она почувствовала, что краснеет.

— Акоуа, я рада, что ты не одна. Единственно о чем прошу тебя — будь осторожна.

— Я и так осторожна.

— Что ждет тебя впереди — неизвестно, и тайну своего будущего ты делишь теперь с другим человеком. То, что ты вчера вечером рассказала мне о матери, не проясняет многие вещи, в том числе — почему исчез твой отец. Как я поняла, этот парень уже не первый год оберегает и, стало быть, знает тебя. Ты же пока знаешь его совсем мало. И он для тебя — тайна. Но пусть это тебя не ранит. Если решишь быть с ним, сделай это по велению сердца.

— Быть с ним?

— Глаза выдали тебя сразу, когда ты только приехала. Такое же выражение глаз я видела у твоего отца, когда он впервые появился в наших краях и познакомился с твоей матерью, и у нее, когда она почувствовала это. Не отказывайся от своего чувства, но еще раз прошу — будь осторожна.

Как можно быть осторожной, учитывая обстоятельства, в которые она оказалась вовлечена?

— А сейчас пойдем, — завершила разговор бабушка. — У нас ведь гость, негоже о нем забывать?

За весь день Давиду и Джоа не удалось ни минутки побыть наедине. Сначала они вместе с бабушкой накрывали на стол, потом обедали. После трапезы гуляли по окрестностям, и старая Уаянкаве увлеченно рассказывала новому знакомцу об уичолах — их славном прошлом, верности ему и неистребимой воле туземцев оставаться самими собой. Потом пошли общаться с местными жителями. Девушки улыбались Давиду, пряча — не только от смущения, но и из кокетства — глаза. Юноши с восторгом рассматривали Джоа. А кое-кто даже осмелился потрогать ее волосы, восхищаясь их медно-красным — натуральным — цветом. К вечеру оказалось, что им еще предстоит праздничная церемония проводов с костром и плясками.

— Куда мы двинемся завтра? — поинтересовался Давид.

— Мне нужно встретиться с кем-нибудь из дочерей бури.

— Зачем?

— Я спросила маму, известны ли им ответы на некоторые вопросы, и она сказала, что да, но они пока сами об этом не знают. Я думаю, сейчас самое время поговорить с кем-то из них.

— А если нет?