Star Wars: Эпизод III. Месть ситхов - Мэтью Стовер Страница 36

В тени величественной колонны, что стремилась вверх в свете уже клонившегося к закату солнца, лившемуся сквозь сводчатый транспаристиловый потолок атриума здания Сената, она наблюдала, как сенаторы группками проходят сквозь арку, ведущую на посадочную площадку Верховного канцлера. Вот появился сам канцлер и Ц-ЗПО, а за ним Р2-Д2! — значит, и он где-то неподалеку… и только затем она, наконец, нашла его среди толпы. Он шел, высокий, с гордо поднятой головой, солнце зажгло золотые вспышки в его волосах, а на губах у него играла живая улыбка. Эта улыбка разомкнула обруч, что охватывал ее грудь, растопила лед, сковавший сердце. И она вновь смогла дышать. Помещение заполняли снующие репортеры Голографической сети, болтовня сенаторов и мягкий, как будто утешающий, элегантный, успокаивающе покровительственный голос Палпатина. Падме оставалась без движения, не подняла руки, не повернула головы. Безмолвна, недвижна, стояла она в тени, позволив себе лишь дышать, слышать стук собственного сердца, — она могла стоять там вечно, как в лучшем из снов, просто видеть его живым…

Он отделился от группы погруженный в разговор с Бэйлом Органой с Алдераана, и она услышала слова Бэйла о кончине графа Дуку, о конце войны и окончании палпатиновской тактики полицейского государства. Она задержала дыхание, потому что знала: сейчас раздастся его голос.

— Хотел бы я, чтобы это было так, — произнес он, — но сражения продолжатся до тех пор, пока генерала Гривуса не разберут на запчасти. Канцлер ясно выразил свою позицию, и я думаю, что Сенат и Совет Ордена согласятся с ним.

И не было у нее надежды, что можно быть счастливее… пока его глаза не нашли ее, стоящей тихо в тени, и он выпрямился, и золотое от загара лицо засветилось радостью.

— Извините меня, — сказал он сенатору от Алдераана, и через мгновение он уже был рядом с ней в тени, и они обнялись.

Их губы встретились, и в последний миг вселенная стала идеальной.

* * *

А это Падме Амидала.

Она очень много добилась: за свою короткую жизнь она уже побывала самой юной из когда-либо избранных королев своей планеты, смелой партизанкой, сдержанным, четким и убедительным голосом в республиканском Сенате. Но в этот момент она совершенно другое существо.

Она притворяется сенатором, обладает правом силы, как бывшая королева, не стесняется использовать слухи о своей яростной отваге, как средство достижения преимущества в политических спорах, но ее суть, глубинная, нерушимая основа ее сущности — нечто совсем иное.

Она жена Анакина Скайуокера.

И все же «жена» это слишком легковесное слово, чтобы вместить в себя ее сущность; «жена» — такое маленькое, такое обычное слово, его можно сказать с таким издевательским, неприятным выражением. Для Падме Амидалы сказать: «я жена Анакина Скайуокера» все равно, что сказать: «я живу». Не более и не менее.

Жизнь ее до Анакина принадлежала кому-то еще. Низшему существу, к которому можно было испытывать лишь жалость. Жалкой, нищей душе, которая и не подозревала, насколько полной должна быть жизнь. Ее истинная жизнь началась, когда, впервые встретив взгляд Анакина Скайуокера, она нашла там не детское поклонение малыша Эни с Татуина, а откровенную, прямую, бесстыдную страсть могущественного джедая: он был молодым мужчиной, но мужчиной, который уже стал легендой в Ордене и за его пределами. Мужчиной, который ясно знал, чего он хочет, и был достаточно честен, чтобы попросить об этом напрямую. Мужчиной, достаточно сильным, чтобы раскрыть ей свои чувства без страха и стыда. Мужчиной, любившим ее Десять лет, терпеливо храня верность, ожидая знаков судьбы, которая, как он верил и знал, однажды раскроет ее сердце для пламени в его сердце.

Но, хоть она безоговорочно любит своего мужа, это не мешает ей видеть его недостатки. Она старше его, мудрее и потому достаточно понимает его — больше, чем он сам понимает себя, — достаточно, чтобы видеть: он не идеальный человек. Он горделив, часто меняет настроение, легко злится… Но за эти недостатки она лишь любит его еще больше. Потому что каждая слабость в нем уравновешена его силой, его способностью к веселью и чистому смеху, необыкновенной благородностью его души и его искренней преданностью не только ей, но и служению всем живым существам.

Он — дикий зверь, что добродушно пришел к ней, красноспинный белкаданский кугуар, мурлычущий, прижавшись к ее щеке. Каждое мягкое прикосновение, каждый добрый взгляд, любящее слово — просто маленькое чудо для нее. Как она может быть не благодарна за такие дары?

Вот почему она не позволит всем узнать об их браке. Ее мужу необходимо быть джедаем. Он рожден для спасения людей. Если это отнять у него, часть хорошего, что в нем есть, погибнет.

Она прильнула к нему в бесконечном поцелуе, крепко обвив его шею обеими руками — в сердце засела холодная игла страха, и внутренний голос шепчет ей, что этот поцелуй вовсе не бесконечен, он лишь маленькая передышка в безумной гонке вселенной, и когда он кончится, ей придется встретиться с будущим лицом к лицу.

Она в ужасе.

Потому что пока его не было, все переменилось. Сегодня здесь, в коридоре здания Сената, она расскажет ему о подарке, который они подарили друг другу — дар радости и ужаса. Этот подарок — лезвие ножа, отрезавшего прошлое от будущего.

Эти годы они проводили время вместе только тайно, украдкой, выгадывая часы, свободные от дел, касавшихся Республики и войны. Раньше их любовь была убежищем, как долгий тихий полдень, наполненный теплом и солнечным светом, не ведающий страха и сомнений, долга и опасности. Но теперь она носит в себе планетарный терминатор, что навсегда положит конец их солнечному полдню, оставив слепыми в грядущей ночи.

Теперь она больше, чем жена Анакина Скайуокера.

Теперь она мать нерожденного ребенка Анакина Скайуокера.

* * *

Быстротечная вечность промелькнула как миг и поцелуй кончился. Она все не отпускала его, купаясь в простом ощущении того, что он тут, рядом, — они ведь столько времени не виделись. Она шептала слова, полные любви, прижавшись к его груди, он отвечал ей, зарывшись лицом в уложенные кольцами косы.